Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни - [50]

Я с удовольствием платил за платье, которое уговаривал ее примерить в магазине. Собственно, я делал это не ради нее — это тоже было частью моей жажды экспериментов. Я часто проделывал такое с другими женщинами. Не знаю, как это лучше объяснить… Это приятное чувство, когда ты невзначай заводишь женщину в магазин, так же невзначай снимаешь с кронштейна какую-то вещь и говоришь: «Тебе это будет к лицу!» Женщина краснеет, смущается. Тем более если вы знакомы меньше двух-трех дней. На ее лице отражается множество эмоций — она вся перед тобой как на ладони! Сначала она воспринимает этот жест как комплимент (ведь я всегда выбирал самое лучшее платье), потом она напрягается, мысленно пересчитывая деньги в своем кошельке — хватит ли на то, чтобы удовлетворить мое желание видеть ее в этом платье. Это мгновение для меня — самое яркое и самое неприятное. Потом она отчаянно заходит в примерочную… Любая женщина в такой ситуации обязательно заходит в примерочную. А когда выходит… Вот тут начинается самое приятное: она видит, что я направляюсь к кассе… Честно говоря, я проделывал все это ради себя самого. Я и сейчас иногда могу делать это. Если вы меня не понимаете — просто поступите когда-нибудь так, и, клянусь, в этот момент вы почувствуете себя творцом мира!

Короче говоря, время от времени я покупал ей одежду, переплачивал цыганам за польскую косметику. У нее первой в классе появились большие солнцезащитные очки-хамелеоны и джинсы…

Стригли тогда в парикмахерских плохо, и я предложил ей собирать густые волосы в аккуратный пучок на затылке. Вот так мне пришлось стать еще и стилистом…

Теперь, отвечая на ваш второй вопрос, попробую объяснить самое сложное…

* * *

Порой случалось так, что я выставлял ее за порог: ко мне приходили женщины. Тогда она превращалась в маленькую фурию — упрямо колотила ногой в закрытую дверь, дышала в замочную скважину или, в знак протеста, заклеивала глазок жевательной резинкой. Мы ссорились.

— Зачем тебе эта рыжая? — восклицала она. — Тебе с ней интереснее, чем со мной? Чем ты с ней занимаешься?

— Это тебя не касается, — сердился я, — каждый человек должен иметь свою личную жизнь.

— А я, я не могу быть твоей личной жизнью?

Я смеялся:

— Не волнуйся, ты — намного больше, чем все это.

— Тогда почему ты меня прогоняешь?

— Потому что всему свое время. Эта, как ты сказала, «рыжая» — женщина, которую я люблю. Это тебе понятно? Я хочу быть с ней наедине. Время от времени мне это нужно.

— Зачем? Зачем?! — в отчаянии переспрашивала она. — О чем ты ей рассказываешь? Тебе с ней интереснее?

Это была обыкновенная детская ревность.

Через пару лет, превратившись в довольно хорошенькую девушку, она уже не спрашивала, что я делаю с женщинами. Наоборот. Здесь уже мне пришлось сдерживать ее чувственность, ведь, как любая девочка из неблагополучной семьи, живущая в однокомнатной квартирке, она была довольно осведомлена в отношениях между полами. Я думаю, что она задумывалась и о наших встречах, отыскивая в них какой-то подвох. Иногда мне трудно было вернуть ее мысли в русло занятий. Она могла сесть на стол, вызывающе закинув ногу на ногу. И я начинал опасаться, что моя теория разобьется вдребезги, потому что гены все же возьмут свое. Поэтому старался быть как можно больше суровым, холодным, отсылал ее в ванную — смыть краску с губ и глаз. Она сердилась, капризничала, донимала меня подробностями своих взаимоотношений со старшими ребятами. Остановить ее могло только то, что я, притворно вздыхая, выпроваживал ее домой. Тогда она снова превращалась в послушную ученицу и покорно садилась за стол. И клянусь, я видел, что это ей было интереснее женских уловок, с помощью которых она пыталась манипулировать мной. Вот так, вместе, мы пережили переходный возраст, не избежав ссор и недоразумений. До последнего, выпускного класса их было немало. Она начала как бы соревноваться со мной, испытывая мое терпение и, я бы сказал, дружбу или нечто большее, что сложилось между нами за эти годы, — некую духовную близость, почти родство.

— В классе я сказала кое-кому, что у меня есть старый любовник, — однажды заявила она.

— Ты — банальная маленькая дуреха, — ответил я. — Обидно, что твои золотые мозги заняты такими глупостями!

— А если мне ни с кем не интересно, кроме тебя! — выкрикнула она.

— Разве обязательно записывать меня в любовники? Ты для этого слишком мала и… и глупа! Если хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму, — то, пожалуйста, распространяй эти слухи по всему городу!

В другой раз она выдумала еще большую чушь:

— Если я не найду лучшего мужа, ты женишься на мне? Не сейчас — потом… когда-нибудь?..

— Наверное, я ошибся, — вздохнул я. — Думал, что на свете есть девочки, из которых вырастают сильные, независимые и умные женщины. Оказывается, ошибся: все они мечтают выйти замуж, стать квочками…

Я знал, что говорить и на что давить! Больше она меня никогда не провоцировала, и наши занятия продолжались без проблем. К тому же пришло время, когда надо было серьезно подумать о дальнейшем обучении.

Она делала значительные успехи, и я был очень доволен. Но ее увлечения ежегодно менялись, она не знала, на чем сосредоточиться. Сначала это были точные науки, потом — литература и языки. Наконец мы выбрали факультет иностранных языков. Это был рациональный выбор, ведь я планировал, что она не удовлетворится одним образованием, а знание языков всегда пригодится.