Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни - [36]
Я должна раскачиваться на поверхности и плакать от счастья или мысленно читать молитву.
Меня мучает только один страх: а что если утром следующего дня, когда я снова вернусь к этому берегу, — не увижу ни единого рифа, ни единой рыбы. Вдруг все изменится?! Поднимется буря, ураган, цунами, и вместо морского рая я увижу барханы, будто пустынный пейзаж: с самолета? За что тогда зацепится мой взгляд? Какую молитву прочту?
Все может быть… все может быть…
Дважды, а может трижды, во время ныряния я должна отрывать лицо от воды, смотреть, где я, не занесло ли меня слишком далеко. Наконец — промыть маску и вылить из трубки воду. И что же я вижу?
Я вижу, что не одна. И мой рай — достояние многих. Их спины и трубки, торчащие над поверхностью, — яркое тому доказательство.
Тогда я думаю, что море — как жизнь. Сначала плывешь носом вниз, жадно загребаешь руками все, что в них попадает, озираешься вокруг, прикидываешь, где теплее течение, прозрачнее вода, следишь за тем, куда плывут остальные. Пытаешься не сбиться с пути, не отстать, не потеряться, не прослыть неудачником… А стоит лишь какому-нибудь стихийному бедствию разрушить тихую заводь — и все как один трепыхаются к верху брюшком. И уже не важно, кто плыл первым, а кто плелся в хвосте. Разница лишь в том, что ты видел перед собой в последний миг и что чувствовал…
Меня сносит на край коралловой пропасти — крутой склон, усеянный желтыми и синими наростами. Его очертания теряются в бездне. Взмах руки — и я лечу над ней. Только не падаю, а зависаю. Это лишь репетиция падения. Если когда-нибудь мне придется побывать в горах — не перепутать бы тверди и вот так не оттолкнуться ногами от горной вершины. Уверена, первое впечатление будет подобным…
Я всматриваюсь вниз и различаю в сине-лазурной глубине песчаную площадку, окруженную подводными пещерами. Посредине что-то трепещет, дышит, медленно колышется, как батистовый платок на ветру. Его края вздымаются над песком, и я вижу, что это — огромный скат. Он похож: на гигантскую жабу, которую прогладили, — бледно-зеленый с ультрамариновыми пятнами на плоском теле, из которого, как перископы, торчат круглые глаза. От его движений на дне вздымается песчаная буря. А из черного зева ближней пещеры выплывает новое существо.
На первый взгляд, это большой кальмар с двумя щупальцами. Они раскинуты и слегка колышутся. Будто кальмар танцует. Течение выносит существо из его убежища. Я вижу продолговатое белое тело. Расплывчатое, далеко от меня. Поэтому я не могу сразу понять, что это такое.
В маску затекает вода. Мне приходится перевернуться на спину, поправить ее.
Когда я снова распластываюсь над поверхностью — уже отчетливо вижу то, что издалека казалось гигантским кальмаром.
Это — девушка.
Она — будто мое отражение на дне моря. Лежит, распластанная, глубоко подо мной. Ее руки ритмично колышутся, длинные прямые пряди волос обрамляют белое лицо — так дети рисуют солнце, а взрослые — медузу Горгону.
Длинное тело… Пляшущие руки… Я пытаюсь рассмотреть лицо. Но его нет. Лишь несколько глубоких теней. Такие лица возникают под кистью китайских мастеров — чистые, овальные и плоские.
Девушка машет руками, зовет к себе, уговаривает потанцевать вместе с ней. Ее длинное, гибкое серебристое тело усеяно кристалликами соли. Серебряная… Молчаливая. Она знает о море все. Не то что я… Она — внутри него, я — снаружи. Я — созерцаю, она — понимает. Я — беспомощна, она — всесильна. Она посвящена в самую большую из тайн — тайну молчания, из которой рождаются слова…
Сколько раз я представляла себе эту встречу, еще в детстве, когда заплывала слишком далеко! Бывало, плывешь и пугаешь себя жуткими картинками из жизни утопленников: вот они хватают за ноги, тянут на дно, щекочут, играют твоим бездыханным телом, как тряпичной куклой, опутывают водорослями, надевают на шею гирлянду из ракушек… И тогда я начинают отчаянно грести, сопротивляться, задыхаться, пока жуткие фантазии не исчезнут. Но с ними было тревожней и веселее.
Тогда у меня еще не было настолько размытых границ между мирами и измерениями. И слова слагались не так легко, и плавала я не так хорошо, как теперь.
…Подводный ветер всколыхнул меня. Я не мечтала выплыть из своего уютного убежища, но тело стало таким легким, почти невесомым — поневоле пришлось покориться течению. Невесомой волной все всколыхнулось и во мне. Течение подхватило, закружило, заставило двигаться, танцевать… Высоко над собой я заметила тень, которая плыла, освещенная голубыми лучами солнца.
Сколько раз я представляла себе эту встречу! Я слишком долго была одна. Слишком долго ни о чем не думала, не помнила, что это за чувство — двигаться, бороться с волнами, ощущать их прохладное прикосновение и сопротивление. Я забыла, каким горячим и сладким может быть глоток воздуха. А гомон на берегу! Наверное, он напомнил бы мне давно забытую мелодию какого-нибудь уличного скрипача — в ней немного сложных пассажей, как, скажем, в брачном пении касатки, но сколько души и потаенных желаний! Даже ракушки не способны повторить таких звуков. В мелодии старой скрипки, которую я слышала в детстве и вспомнила лишь теперь, для меня сконцентрировалось все: шуршание целлофановой обертки от красных карамельных петушков, шипение молока на плите, скрежет точильного круга, всхлипы велосипедных звонков и долгий-долгий звук большого церковного колокола. У каждого звука есть своя история…
Если бы можно было вернуться в прошлое и все исправить… Но чего хочет Ника? Изменить свое будущее или найти настоящую любовь в прошлом? («Если бы»)Идеальные девушки с идеальным воспитанием. Неужели они жертвы тайного заговора? Его цель – воспитать послушных и беспомощных женщин, покорных рабынь для будущих мужей. Но, когда твое сердце уже сделало выбор, трудно следовать навязанным правилам. («Лицей послушных жен»)
Я не знаю, кто он такой — этот мсье Паскаль. Я пыталась это понять в течение всего времени, пока писала… Для себя я назвала этот роман «философской мистификацией», хотя не уверена, что это именно так. Наверняка знаю одно: этот текст был подземным родником, который сам прокладывал себе путь в темноте. Наверняка знаю другое: он сам найдет для себя много других путей. Наверняка знаю третье: если в жизни произойдет что-нибудь необычное, на вопрос: «Почему?» я буду отвечать: «Так хочет мсье Паскаль!».
Роман в 2005 году был отмечен первой премией на конкурсе «Коронация слова». Это многоплановый роман, со многими сюжетными коллизиями и героями. Его временное пространство: от середины 70-х до наших дней, его география — Киев, украинская провинция, Россия, Черногория и… Америка. А главная идея такова: большое счастье или большая трагедия могут начаться с одной маленькой детали, с пуговицы, которую так легко потерять, а потом искать всю жизнь…«Пуговица» — роман про любовь, верность и предательство. Про то, что никогда не стоит оглядываться назад, а ценить то, что рядом с тобой — сегодня и навсегда.
…Если попавшей в сачок бабочке по очереди отрывать крылышки и лапки, она будет очень смешно ползти и извиваться. Таких бабочек и других насекомых в его сачке полно. С оторванными крылышками они пытаются взлететь и не понимают, почему у них это не выходит. Снова и снова они ползут, а он просто смотрит на них. Он не палач – он исследователь, и он очень хочет знать, что они чувствуют, эти насекомые. И уверенная детская рука снова тянется к сачку……Интересно, а как оно там с людьми?..
Похоже, все в этом мире можно делать нежно – любить, дружить, привязываться… А еще наказывать, заставлять страдать и даже… убивать. Все зависит только от твоего желания. И от того, какая у тебя душа. И от того, есть ли она у тебя вообще… Об этом и говорит в своих новеллах Ирэн Роздобудько. О чем они? Ответ очень простой – они о жизни. О той жизни, которую мы сами себе выбираем: или идем на костер, или всеми силами добиваемся правды, или молчим, сцепив зубы, или… убиваем. Нежно.
В центре романа «Двенадцать…» – женщина со своей неповторимой судьбой. В силу служебных обязанностей она выслушивает жизненные истории разных людей, наблюдает за ними. И совсем не замечает, что и сама стала объектом наблюдений…Роман «Увядшие цветы выбрасывают» – о доме для престарелых актеров… Если хорошо вглядеться в испещренные морщинами лица его постояльцев, можно узнать среди них и известных актрис, и именитых режиссеров. Казалось бы, совсем недавно они блистали на сценах театров и на экранах. И казалось, что слава и красота их вечна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
«А насчет работы мне все равно. Скажут прийти – я приду. Раз говорят – значит, надо. Могу в ночную прийти, могу днем. Нас так воспитали. Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть. А как еще? Иначе бы меня уже давно на пенсию турнули.А так им всегда кто-нибудь нужен. Кому все равно, когда приходить. Но мне, по правде, не все равно. По ночам стало тяжеловато.Просто так будет лучше…».
«Человек не должен забивать себе голову всякой ерундой. Моя жена мне это без конца повторяет. Зовут Ленка, возраст – 34, глаза карие, любит эклеры, итальянскую сборную по футболу и деньги. Ни разу мне не изменяла. Во всяком случае, не говорила об этом. Кто его знает, о чем они там молчат. Я бы ее убил сразу на месте. Но так, вообще, нормально вроде живем. Иногда прикольно даже бывает. В деньги верит, как в Бога. Не забивай, говорит, себе голову всякой ерундой. Интересно, чем ее тогда забивать?..».
«Вся водка в холодильник не поместилась. Сначала пробовал ее ставить, потом укладывал одну на одну. Бутылки лежали внутри, как прозрачные рыбы. Затаились и перестали позвякивать. Но штук десять все еще оставалось. Давно надо было сказать матери, чтобы забрала этот холодильник себе. Издевательство надо мной и над соседским мальчишкой. Каждый раз плачет за стенкой, когда этот урод ночью врубается на полную мощь. И водка моя никогда в него вся не входит. Маленький, блин…».
«Сегодня проснулся оттого, что за стеной играли на фортепиано. Там живет старушка, которая дает уроки. Играли дерьмово, но мне понравилось. Решил научиться. Завтра начну. Теннисом заниматься больше не буду…».