Две зари - [64]

– Но наемники тебе дорого обойдутся, – ровным голосом ответил Мистина.

– Тебе придется особенно крепко держать их в руках, – подавляя досаду, добавила Эльга. – Если твои расчеты не оправдаются, если добыча будет не такова, чтобы их удовлетворить…

– То что? – Святослав сидя подбоченился и прищурился, будто подзадоривал сказать, что он-де не управится с собственными людьми.

– Я не хочу, чтобы получилось, как тогда со Свенельдом, – Эльга бросила быстрый взгляд на Мистину, и он ровно улыбнулся правой стороной рта, будто говоря: ну, было. – В тот раз они тоже слишком мало взяли, дружина роптала, и Свенельд повел их через Днепр – на Корсуньскую страну! Вот там он и взяли хоро-ошую добычу. И тоже больше людьми. Продали часть печенегам, взамен взяли коней и привели сюда их и челядь. Но Олег был очень на них зол, потому что тогда еще имелся договор с греками о дружбе от моего стрыя Олега. А он не хотел с ними ссориться.

– И ты боишься, что я тоже пойду на Корсунь и рассорю тебя с твоими греками любезными? – насмешливо продолжил Святослав.

– У нас есть с ними договор, который заключал твой отец, то есть все равно что мы с тобой, и там указано – не трогать Корсуньскую страну. Мы будем выглядеть очень дурно – как люди, не умеющие держать слова. А князь, не способный держать в узде своих воинов… – Эльга запнулась, – никогда не будет принят как равный в семье могучих держав и всегда останется в их глазах полудиким лесным князьком.

– Я способен держать в руках моих воинов. И все, что я делаю, я делаю для того, чтобы эти твои могучие державы признали мою силу. Не захотят добром, так я их заставлю.

– Не ходи на Корсунь! – убедительно произнесла Эльга и немного наклонилась к сыну. – Делай что хочешь с угличами, но не трогай греков. Сейчас пора самая для нас благоприятная – я добьюсь от них чего захочу без единого удара. И тебе было бы гораздо лучше остаться и подождать Романовых послов. Договориться с Романом о том, чтобы ни он, ни его союзники, ясы и печенеги, не вмешивались, когда ты будешь решать твои дела с хазарскими данниками – это будет стоить куда дороже, чем вся дань с угличей.

– Беседы я тебе доверяю, матушка, – с насмешливым уважением ответил Святослав, откинувшись на спинку сиденья. – Ты ловка в переговорах, а я – в играх мечом и щитом, ведь я мужчина. Для того ты и ездила в Царьград, для того крестилась и стала дочерью Константина. Вот пусть теперь твой брат Роман и дарит тебе новые подарки, – он указал пальцем на беломраморный тронос, Романов подарок времен поездки.

В словах его была скрыта более жестокая насмешка, даже упрек. Крещение хоть и сделало Эльгу членом духовной Константиновой семьи, объединяющей всех христианских князей и королей, однако пользы Руси принесло пока немного. И Эльга знала, что польза эта должна появиться, иначе над ней будут смеяться и попрекать изменой богам.

– А я желаю тебе удачи во всех твоих ратных делах, – так же ласково ответила Эльга, хотя глаза ее похолодели. – Но только молю: будь благоразумен.

Святослав стиснул зубы. Эльга не просто так умоляла его воздержаться от похода на Корсунь: двухлетней давности попытка сходить туда оказалась очень неудачной, а неудача эта потянула за собой столько разных бед, что их последствия сказывались и сейчас. Красивой победой над старым Етоном Святослав отчасти искупил тот позор и убедил русь в своей удаче. Отчасти и ради этого его сборщики зимой старались выжать из бужан все, что только можно, не дожидаясь установления ряда, – ведь тот удачлив, кто богат.

– Теперь во мне старого Етона сила и удача, – напомнил Святослав. – Ему три века обещали, он, говорят, лет двадцать пять до того не дожил, да, Унемысловна? – он взглянул на Величану, и та кивнула. – Теперь и годы те – мои, и вся удача его, Одином дарованная, тоже моя.

И эти двадцать пять лет, на которые он твердо рассчитывал, сейчас казались неоглядно огромным временем, заключающим в себе тысячи будущих преданий.

– Дайте боги, чтоб и Етонов ум… – прошептал Мистина на ухо своему брату.

Малуша расслышала – или больше угадала – эти слова, потому что как раз шла вдоль почетного стола, наливая вино в серебряные и стеклянные кубки. Лют в ответ многозначительно улыбнулся, так же двинув правой стороной рта. Малуша шла дальше, исправляя свою службу и очень стараясь, чтобы руки не дрожали. Этот разговор, вернее, еще один из нескончаемых споров Святослава с матерью, взволновал ее до глубины души. Ей часто приходилось слышать такие споры – и в гриднице, и в жилой избе, здесь или на Щекавице, где жил князь. И он, и его мать – оба хотели для державы Русской силы, славы, чести и богатства. Но если Святослав шел к этому тем путем, что был проторен многими поколениями его предков, то Эльга выискивала новые. Святослав считал, что к этому ее вынуждает лишь женская слабость – ей ведь не суждено стать великим воином и склонить страны и народы под свой меч. А Эльга была убеждена, что время Харальда Боезуба прошло и нынешние державы строятся иными средствами.

– Да и не всякие смелые отроки, что уходят к морю, возвращаются с хорошей добычей! – шепнул кто-то рядом.