Две зари - [138]

– Стрелой, – кивнул его оружник Гостина. – Прямо в седле.

Лют вспомнил стрелу, свистнувшую мимо уха – вот куда она попала…

Опомнившись, оглядел себя. Нет, все чисто. Опять развернул коня и поехал к Горяне.

Она уже лежала на разостланном плаще Гуннульва, а Велята бережно перевязывал ей рану в предплечье. Рядом валялся отрезанный рукав свиты, а рукав от сорочки пошел на покрытие раны. Служанка-ляхиня, вся изгвазданная, сидела, держа голову госпожи на коленях, и тихо подвывала. Слезы промывали дорожки на забрызганном грязью лице.

– Других ран нет? – Лют спрыгнул наземь.

– Нет, – Гуннульв качнул головой. – Оглушили ее оба беса, когда сверху навались. Отойдет.

Лют еще раз проверил бьючую жилу. И правда, отойдет, если потом лихорадка не привяжется. Велята обмыл рану из дорожного меха с водой, но тут надо по-настоящему взяться: отвары приготовить, промыть… Посреди дороги все это делать непросто.

– Свенельдич! – окликнул его Храбор, третий телохранитель.

По голосу было слышно – дело важное. Лют повернулся: Храбор стоял над телами тех двоих, что пытались утащить Горяну и были убиты стрелами Веляты. Стрелы уже вынули, тела перевернули лицами вверх.

Подойдя, Лют взглянул.

И тут его в третий раз за это недолгое время пробила холодная дрожь. Перед ним лежал тот щуплый, что показался знакомым и получил стрелу меж лопаток. Непонятного возраста морщинистая рожа. Залысый лоб, остатки светлых волос на затылке. Кривая русая бороденка. И страшный, уже побелевший рубец десятилетней давности через правую сторону лица от лба до подбородка, через давно погасший правый глаз.

И опять Лют не нашел слов, а только приоткрыл рот, не веря своим глазам. Мир вокруг покачнулся, отмечая очень важный рубеж. Перелом.

Это лицо ни с каким другим нельзя было спутать, а Лют видел его не так уж давно – год назад. Володислав, последний князь деревский. Он девять лет считался в мертвых – с того дня, когда сгорел Искоростень, и до того, когда Мистина прошлым летом обнаружил старого знакомого живым прямо на киевском дворе Эльги.

Лют взглянул на кровавое пятно посреди серой свиты на груди тела – здесь вышел наконечник стрелы. Опустился на колени. Протянул руку и поискал на шее бьючую жилу.

Биения не было. Люту хватало опыта понять – он прикасается к мертвецу, но он одолевал гадливость, чтобы убедиться наверняка.

Жила не билась. Уже однажды похороненный и воскресший, Володислав деревский был мертв.

* * *

Еще какое-то время пришлось провести на месте схватки. Пока собирали убитых и перевязывали раненых, Лют разослал людей по дороге и в ближние окрестности, но больше ничего опасного не обнаружили. После смерти вожака разбойникам осталось только уносить ноги. Однако и дружина продолжать путь не могла: раненым требовался уход, убитым – погребение.

– Разворачивай! – велел Лют, когда раненых и убитых погрузили на возы. – В Веленеж назад поедем, туда ближе.

До нападения дружина успела уехать от Перемилова городца всего поприща на три, но вернулась далеко за полдень. Адальберт и Горяна, оба раненые, вместе ехали в возке, причем епископ – лежа на животе. После перевязки его, разумеется, привели в пристойный вид, но сесть он смог бы еще не скоро. Служанка-ляхиня, все еще плачущая, ехала на крупе лошади позади отрока. На повозки с припасами положили трупы. В дружине убитых оказалось шестеро, раненых – более десятка. Мертвым был найден отец Медельгер – один из троих немецких дьяконов. Он не пытался ввязаться в сражение, но, как потом вспомнили оружники, не справился с испуганной лошадью, и она занесла его в гущу свалки перед возком, где он и получил от кого-то из разбойников рогатиной под ребра.

Из лиходеев убитыми нашли пятерых, кроме тех двоих, что были с Горяной. Остальных Лют тоже осмотрел, но больше никого не узнал. Тело Володислава он велел взять с собой. Новость о смерти последнего деревского князя была слишком важна, требовалось иметь самое надежное доказательство – труп. Лют даже подумывал, не отделить ли ему голову и в бочонке меда не отослать ли в Киев. На награду он не рассчитывал – Святослав скорее обидится, чем будет благодарен, что его кровный враг, виновный в гибели Ингвара, принял смерть от чужой руки. Но Мистине будет приятно убедиться, что с этим выползком покончено надежно и безвозвратно.

Только когда уже все собрались и тронулись по дороге обратно к Веленежу, у Люта появилось время обдумать, как все было. Поглядывая на ползущий впереди возок с Горяной и епископом, он содрогался, вспоминая тот миг, когда приказал Веляте стрелять. Отрок мог попасть в женщину, и вина была бы не его. Лют ясно осознавал опасность того выстрела и знал: виновен будет тот, кто отдал приказ, то есть он сам. Но… снова и снова прокручивая это все в голове, убеждался, что решение принял верное. Даже если Велята попал бы в Горяну… даже если бы она оказалась убита… это лучше, чем если бы Володислав ее увел. Шагах в пятидесяти от дороги оружники уже после схватки нашли на полянке следы пяти-шести лошадей и свежий навоз: здесь стояла подстава, чтобы умчать пленницу, а остальные лиходеи исчезли бы в лесу, рассыпавшись и затаившись. Ну а куда ее повезли бы дальше…