Две тысячи лет до нашей эры - [69]
Деревня расположилась в углублении между серыми гранитными скалами за узким морским заливом. Примерно в этом месте сегодня проходит граница между Норвегией и Швецией. Домики были приземистыми, построенными из камня и земли. А поскольку крыши были покрыты дерном, они сливались с окрестными лугами. На небольшом расстоянии от деревни расположилось крупное хозяйство – небольшая группа каменных и деревянных сооружений.
Вокруг деревни и на равнине раскинулись обширные пастбища и маленькие аккуратные поля, огороженные, чтобы овцы и крупный рогатый скот не повредили молодые побеги. А за забором, насколько хватает глаз, виден лес, лишь изредка прерываемый скалами или каменистыми осыпями, оттеняющими буйную зелень деревьев серым цветом камня.
Поля располагались на пологих склонах холмов, на берегах рек и даже ручьев. То здесь, то там обнаруживались прорвавшие дерн гранитные глыбы, массивные валуны и почти отвесные скалы.
Вдоль побережья находились низкие и длинные каменные укрытия, иногда с покрытыми дерном крышами, в которые на зиму помещали лодки. Но сейчас все плавсредства стояли вдоль берега, кроме дней, когда ветер и море благоприятствовали рыболовству. Тогда люди бросали поля на произвол судьбы, собирали ящики с приманками, лески из сухожилий и бронзовые крючки и отправлялись на рыбалку. Деревня жила больше на морепродуктах, чем от того, что давала земля, и развешанные на веревках у каждого дома рыбешки – чтобы их быстрее высушили ветер и солнце, были тому свидетельствами, которые можно было не только увидеть, но и унюхать.
Лодки были вполне мореходными, обшитыми внакрой. Перекрывающие друг друга планки сшивались вместе тесно свитыми ивовыми прутьями и законопачены коровьей шерстью и паклей. Они были остроконечными, с носом и кормой, а форштевень и ахтерштевень[30] нередко имели размеры в человеческий рост и были резными. Это было прекрасное зрелище, когда лодки ранним тихим утром выходили в море: по десять человек на веслах, один у рулевого весла. Глядя на властелина жизни – солнце, он выполнял обязательный ритуал – бросал в воду зерно. А утреннюю песню могли слышать дети, игравшие на берегу, даже когда лодки уже были далеко в море.
Дети со всей тщательностью подражали ритуалу, спуская на воды свои плавсредства – плоты или просто выловленные когда-то из воды бревна. Они даже жертвовали часть ячменных лепешек, полученных от матерей, бросая кусочки в воду и протягивая руки к солнцу. Они любили играть в бога солнца, разыгрывая его ежедневное путешествие по небу. При этом они неслись на воображаемой колеснице с воображаемыми конями по северному берегу залива до песчаной отмели, где их встречал плот, олицетворявший лодку ночи, на которой они плыли обратно, чтобы можно было снова начать путешествие.
Их жизнью, как и жизнью их родителей, управляли боги погоды. Даже летом дождь мог нести с собой смертельную опасность в открытом море. Бог моря мог взмахнуть своим трезубцем и наслать волны, которые будут с адским грохотом разбиваться о прибрежные скалы, а бог грома – ударить своим обоюдоострым топором по наковальне грозовой тучи. Но летом могущественный бог солнца всегда в конце концов побеждал и с триумфом отправлялся в свое ежедневное путешествие по небу на огненной колеснице.
В течение года проводилось четыре праздника солнца, которых всегда с нетерпением ожидали дети, и каждый день, глядя, как высоко солнце в полдень поднялось над горизонтом, они начинали считать и громко спорить, как долго осталось ждать следующего праздника. Каждое торжество отличалось от других, но все они были знаком надежды и временем всеобщего веселья.
Самой торжественной была церемония, проводимая во время сева, когда день становится равным ночи. Тогда деревянное изображение солнечной колесницы, в которую запряжены кони рассвета, выносилось из храма. Его устанавливали на скрипящую телегу, которую волы возили от одного поля к другому, а жрец и его помощник с венками из молодых березовых листьев на головах пели литании. Им подпевали идущие следом мужчины и женщины. После жертвоприношений начиналась ритуальная пахота. Владелец самого крупного хозяйства – царь – впрягал своих лошадей (единственных лошадей в долине) в деревянный плуг, который обычно тянули только волы. Обнаженный, как в день, когда он появился на свет, мужчина вспахивал три борозды на храмовом поле. Лошадей, выполнявших непривычную для них работу, он погонял березовой веткой. А борозды, конечно, были направлены к солнцу. Вместе с семенами в борозды бросали крошки хлеба, испеченного из зерна прошлогоднего урожая и всю зиму пролежавшего в амбаре.
Некоторые наскальные рисунки, найденные в Южной Норвегии и Швеции, не так легко понять. Возможно, то, что вы видите, – майское дерево, до настоящего времени являющееся основной чертой шведских праздников, проводимых в середине лета
Праздник в середине лета был более веселым, когда на всех мысах и вдоль берега зажигали костры, всю ночь не прекращались танцы, и даже самые юные мальчики наедались лепешек и напивались эля до такого состояния, что не могли ходить. Ночь была короткой, ее явно не хватало для веселья и любви, и слишком скоро солнце вставало во всей своей красе и величии, давая сигнал к началу жертвоприношения приготовленных для этой цели животных.
