Элоизе хотелось, чтобы фотограф уменьшил мощность вспышки. Еще немного такого мелькания — и у нее разболится голова. Как будто событий этого вечера не достаточно для появления мигрени.
Торжество, к счастью, почти закончилось. Только несколько самых упорных гостей еще старались попасть в объективы фотокамер. Джон Лэндис, виновник ее головной боли, стоял в стороне вместе с отчимом. Элоиза старалась сохранять спокойствие, для чего принялась собирать со стола маленькие тарелочки для пирожных. Ее сестра наблюдала за ней.
Одри поставила на ладонь блюдечко с шоколадным пирожным, окунула палец в глазурь и облизала:
— Пусть посуду собирают официанты. Им за это платят.
— Мне не трудно. Учти, кстати, что официанты получают почасовую оплату.
А кроме того, ей необходимо избавиться от возбуждения, не проходившего после поцелуя Джона.
— Это не значит, что ты должна работать, пока не свалишься с ног, — резонно заметила Одри. — Иди домой.
Но Элоиза еще не готова была остаться один на один с Джоном. А он, судя по тому, как упрямо выпячивалась его челюсть, не собирался оставить ее в покое.
— Я останусь тут, с тобой. — Элоиза отступила на шаг, пропуская музыканта, который нес два футляра с гитарами. — И не спорь, пожалуйста.
— Тогда съешь хотя бы пирожное. Они такие вкусные, что мое подвенечное платье, боюсь, придется расширить. — Одри не могла оторваться от глазури. Ее голубые глаза жадно следили за Джоном. — Ты просто шкатулка с сюрпризами, сестричка.
— Ты это уже говорила.
Элоиза сложила вилки в стакан, поставила тарелки друг на друга и протянула подошедшему официанту.
Не странно ли, что Одри называет ее шкатулкой с сюрпризами? Она всегда была уравновешенна, стремилась сглаживать конфликты, утешала свою маленькую сестренку, когда та плакала.
— Но это правда! Что за история с твоим парнем, Лэндисом? — Одри указала на Джона, который выглядел так, будто чувствовал себя совершенно комфортно в черном пиджаке в майскую жару.
Раньше Элоизе нравилась его беззаботность. Теперь она ее раздражала. Особенно при воспоминании о том, как ее пальцы утопали в его волосах во время поцелуя.
Усилием воли она уняла дрожь в руках и встала, опершись о стол, рядом со своей сводной сестрой. Одри была много выше Элоизы и такая же светлая, как отец. Но обе сестры унаследовали длинные пальцы их матери. Как было бы хорошо поговорить сейчас с мамой! И как, должно быть, тяжело Одри, поскольку матери нет рядом в самый великий день ее жизни.
Неожиданная смерть миссис Тейлор от аллергической реакции на лекарство потрясла всех до глубины души. Во время похорон Элоиза была словно в забытьи, у нее не было сил плакать. Университет требовал завершить практику, но она чувствовала себя совершенно опустошенной по дороге в Испанию.
И в постель Джона.
Когда Элоиза проснулась после той ночи… с кольцом на пальце… Ее броня дала трещину, и она сбежала из дома, который снимал Джон, прежде чем слезы рекой полились у нее из глаз…
Ее мысли вновь обратились к Джону.
Что ему надо? Почему он приехал сам, а не прислал юриста? Вряд ли он хотел ее видеть. Ведь у него был целый год, чтобы связаться с ней.
— Его появление стало для меня полной неожиданностью, — заверила она сводную сестру.
Одри отставила тарелку, вынула из вазы розовую лилию и помахала ею перед носом Элоизы:
— Ты никогда раньше не говорила, что знакома с ним.
Правильно, не говорила, так как боялась, что они услышат в ее голосе то, в чем она не решалась признаться даже себе самой, тем более теперь.
— Одри, повторяю: это твой день. Я не хотела отвлекать внимание от тебя.
Одри худеньким плечиком подтолкнула Элоизу:
— Оставь на минутку альтруистические порывы, и побеседуем как сестры. Он — Лэндис с головы до пят. Ты соприкоснулась с королями Америки.
— Кто не задерет из-за этого нос? — не удержалась от шутки Элоиза.
— Ты, по всей видимости. — Одри крутила стебель цветка. — Будь я на твоем месте, созвала бы пресс-конференцию.
Элоиза рассмеялась (все лучше, чем плакать) и наконец-таки сбросила напряжение этого вечера. У Одри, несомненно, есть недостатки, но сестренка никогда не претендовала на то, чтобы прослыть кем-то более значимым, чем она есть на самом деле.
И Элоиза почувствовала себя притворой, потому что скрывала кое-что от себя самой.
— Не думай ни о сегодняшнем вечере, ни о Джоне Лэндисе, — посоветовала она. — Я собираюсь провести с тобой ближайшие две недели. Ты мечтала о свадьбе, когда мы были еще детьми. Помнишь, как мы играли в свадьбу в саду?
— Ты всегда была идеальной подружкой невесты. — Одри засунула лилию Элоизе за ухо. — А я далеко не каждый день была хорошей невестой.
— Ты моложе меня на три года. И очень расстраивалась, если что-то не получалось.
— Это и теперь иногда со мной бывает.
Улыбка Элоизы стала грустной.
— Помнишь, как мы оборвали все розы в саду? — Она поправила лилию за ухом. Аромат цветка напомнил ей детские набеги на тщательно ухоженный мамин сад. — И ты взяла вину на себя.
Одри закатила глаза и впилась в свое пирожное:
— Не самая страшная жертва. Я редко попадала в переделки. И плакать я умею лучше, чем ты. Ты всегда все принимала стоически.
