Две повести. Терунешь. Аска Мариам - [8]

Я плясалъ и прыгалъ по хижинѣ къ великому удивленiю Захарыча и смѣху Лифабечу и двухъ-трехъ покупателей, находившихся въ магазинѣ.

— Что ты, съ ума спятилъ? — сурово остановилъ меня Захарычъ.

— Домой, Захарычъ; ты пойми, я ѣду домой… Когда?. Сегодня, завтра, какъ можно скорѣе.

— Отъ кого письмо-то? — попрежнему сурово буркнулъ Захарычъ.

— Отъ жены.

— Отъ жены…. А эта какъ же?.. Не хорошо, — и Захарычъ кивнулъ головой на входившую въ это время Терунешь.

Кровь бросилась мнѣ въ голову. Эта!? — Я и не подумалъ. Неужели эта?! Эта маленькая коричневая абиссинка можетъ стать мнѣ поперекъ пути…. Она можетъ разлучить меня съ Аней…. Омрачить мое счастье, въ Россiи?! Да никогда!.. Для Ани я выброшу ее вонъ, я уничтожу ее, какъ уничтожилъ въ сердцѣ своемъ, какъ пересталъ любить… Она противна мнѣ со своими розовыми пятками и ладонями. Ея тонкiя, страстныя губы меня злятъ, а этотъ носъ съ раздувающимися ноздрями, это рабское покорное выраженiе всего лица…. О! если только она слово скажетъ протеста!.. Если она посмѣетъ хоть подумать разлучить меня съ Аней! — Лучше бы ей никогда не видать этого подлаго, безоблачнаго неба, этихъ желтыхъ горъ, и зеленыхъ долинъ!!. Мы напились съ Захарычемъ чаю, и она прислуживала намъ, а я не обращалъ на нее вниманiя, смотря на нее, какъ на Лифабечу или кого-нибудь изъ слугъ.

Терунешь ходила, какъ виноватая, тихо и робко смотря мнѣ въ глаза и не зная, какъ угодить. Захарычъ ушелъ, я возился въ лавкѣ: мнѣ не хотѣлось остаться съ глазу на глазъ съ моей второю женой. Но идти было нужно. Она сидѣла въ углу комнаты на ящикѣ, накрытомъ цыновкой, охвативъ руками колѣни и поникнувъ головой. Она давно такъ сидѣла. Я вошелъ и, не обращая на нее вниманiя, сталъ возиться въ углу.

— Гета! — тихо окликнула она меня.

— Мынну?[13] — сурово отозвался я.

— Гета, ты сердитъ на что-то? Маленькая Терунешь прогнѣвила тебя? Прости меня, Гета.

— Я не сердитъ на Терунешь, — сурово сказалъ я, не глядя на нее.

— Нѣтъ… Ты обманываешь меня. Ты получилъ бумагу изъ Московiи, и ты ей обрадовался.

— Тебѣ какое дѣло?

— Я жена твоя, Гета. Я твоя рабыня…

Я люблю тебя, Гета.

— Нѣтъ! — воскликнулъ я и внезапно почувствовалъ, какъ страшный приступъ гнѣва охватилъ меня: — нѣтъ! Ты не жена мнѣ. Кто насъ вѣнчалъ? Скажи…. У меня есть другая жена! Тамъ, на Руси… а ты… Тебя я не люблю и не хочу… и мнѣ не надо тебя!.. Мынну!? Ты меня любишь! Да я-то! Пойми: я тебя не люблю…

Она сидѣла, подавленная горемъ, и по мѣрѣ моихъ словъ все ниже и ниже склонялась. Я замолчалъ, и вдругъ она встала, кинулась на колѣни, и, простирая ко мнѣ руки поползла ко мнѣ.

— Гета, возьми меня съ собою къ московамъ. Я никому не скажу, что я твоя жена. Я буду твоей рабыней, рабыней твоей… твоей жены!.. — И она зарыдала…

— Нѣтъ, Терунешь, — холодно сказалъ я. — Этого никогда не будетъ. Ты вернешься къ своему отцу завтра. Я подарю тебѣ сто талеровъ, и ты забудешь меня.

— Я забуду тебя!.. Нѣтъ, Гета… Я умру… И сто талеровъ мнѣ не нужно. Я не за деньги тебя любила…

Она замолчала, будто что-то соображала, вдругъ вскочила, какъ изступленная, и дико закричала, поднимая руки кверху.

— А! Гета?.. Нѣтъ… Этого не будетъ… У насъ есть Менеликъ, царь-царей! Онъ насъ разсудитъ… Я твоя! У меня будетъ твой ребенокъ! — Я была тебѣ вѣрной женой… Ты не бросишь меня… Нѣтъ… Нѣтъ… Я … пойду … я скажу … я … я попрошу…

Она забилась на полу въ нервной истерикѣ.

Я холодно пожалъ плечами и вышелъ на улицу. Что могъ я сдѣлать!? Я не любилъ ее больше, меня звала моя Аня….

И я смотрѣлъ, смотрѣлъ на темное небо на ясныя звѣды и думалъ о счастьѣ вернуться домой…

IX

Всѣ эти дни Терунешь ходила, какъ помѣшанная. Иногда ею овладѣвало чувство сильнаго безпокойства, она сѣдлала себѣ мула, выѣзжала и сейчасъ же возвращалась домой, но чаще она сидѣла въ углу комнаты, неподвижная и задумчивая. Если я былъ въ хижинѣ, она смотрѣла на меня съ тихой мольбой. Я распродавалъ и вымѣнивалъ оставшiеся у меня товары, дѣлалъ ящики, покупалъ муловъ для обратнаго пути. Я считалъ дни…

Наступилъ осеннiй праздникъ св Георгiя. Въ большой каменной церкви должно было быть въ этотъ день торжественное богослуженiе въ присутствiи двора и негуса. Терунешь съ утра умывалась и причесывалась; она одѣла свою лучшую тонкую шелковую рубашку, перекинула черезъ плечо шаму съ широкой красной полосой, повязала голову пестрымъ платкомъ, надѣла на шею бусы и монисто и пѣшкомъ пошла черезъ Хабану на церковную площадь. Давъ отойти ей подальше, я послѣдовалъ за нею, стараясь держаться въ сторонѣ и не попадаться ей на глаза. Я боялся ея рѣшимости, боялся негуса, полновластнаго владѣтеля Эѳiопiи, наконецъ боялся мести ея родственниковъ. Чувство это было гадкое, подлое, гнусное. Мнѣ хотѣлось удрать отъ нея, положить между нею и мною безконечное пространство, массивныя горы, дремучiе лѣса и океанъ. Тамъ, въ Россiи, я могъ быть спокоенъ за себя, а здѣсь я волновался. Терунешь шла легкими шагами, осторожно перепрыгивала съ камня на камень, между струями мутной Хабаны; голова ея была опущена, она прикрывала лицо свое угломъ шамы до самыхъ глазъ и не оглядывалась.

Меня обгоняли абиссинцы, торопившiеся на праздникъ. Съ шумомъ пробѣжалъ отрядъ солдатъ въ чистыхъ бѣлыхъ рубахахъ и шамахъ съ ружьями на плечахъ, со звѣриными и бараньими шкурами на спинѣ, за ними на большомъ широкомъ, статномъ мулѣ, съ роскошной, украшенной серебромъ и золотомъ, уздою и нагрудникомъ, съ расшитымъ шелками сѣдломъ, со щитомъ, обитымъ золотомъ на правой рукѣ, ѣхалъ молодой человѣкъ, съ красивымъ умнымъ лицомъ и маленькой раздвоенной черной бородкой — это былъ расъ Микаэль, родственникъ негуса. Львиная грива моталась надъ его лбомъ, а золотистая шкура льва падала блестящими складками съ его плечъ. За нимъ, въ черной атласной накидкѣ, на сѣромъ мулѣ, съ ружьемъ за плечами рысилъ старикъ — его адъютантъ и оруженосецъ. А сзади опять толпа ашкеровъ съ говоромъ бѣжала за своимъ начальникомъ, торопясь къ храму. Въ сторонѣ отъ тропинки на желтомъ фонѣ выгорѣвшей степи видны были скачущiя фигуры кавалеристовъ; еще дальше — въ черной широкой шляпѣ и черномъ плащѣ торопливой ходой на мулѣ спускался начальникъ полицiи и военный губернаторъ Аддисъ-Абебы — Азачъ Гезау.