Две повести о тайнах истории - [59]
Кого-кого не оказалось среди авторов откопанных грамот!
Докладывают своему владетелю в Новгород крестьяне после уборки урожая: «разделили рожь, а на твою долю немного, господине, ржи».
Из сообщения видно, что приказчика господин в этой деревне не имел: крестьяне пишут сами. Но, значит, среди них кто-то был грамотен! И это — XV век, и тогдашняя новгородская деревня — самое большее пять-шесть дворов!
Еще одна грамота. Михаил спрашивает своего господина Тимофея, засевать ли землю рожью: «земля готова, надобе (то есть надобны) семена».
Может быть, автор письма был управителем боярской вотчины, тиуном?
Вряд ли. Будь он управителем, он бы решил вопрос самостоятельно: не такого масштаба дело, чтобы утруждать им господина. Скорее всего, автор и этой грамоты крестьянин.
Но не только одним этим интересно письмо Михаила к Тимофею. Ведь если, как он сообщает, земля уже готова для посева и времени упускать нельзя, то ясно, что вопрос, чем ее засевать, задан в расчете на незамедлительное получение ответа. А как Михаил надеялся получить его?
Видимо, отправка письменных запросов по делам, разрешение которых не терпело отлагательства, было явлением заурядным, и заурядными же были быстрые ответы. Но, значит, связь деревни с Новгородом была регулярной.
Через кого же она поддерживалась?
Одно из двух: или Михаил отправил свое письмецо с нарочным, или воспользовался услугами почты. Правда, у нас еще нет точных данных, что в новгородской земле функционировала почта. Но возможность ее существования не исключена. Больше того: если принять во внимание масштабы Новгородского государства и неослабную опеку столицы над ним, то это представляется вполне вероятным.
А вот грамота, приводящая нас к другому вопросу, — вернее, обрывок грамоты: «Пишу тебе на бересте», — и все.
Кто бы стал подчеркивать такую подробность (так же, между прочим, как она подчеркнута Иосифом Волоцким в его «Житии Сергия Радонежского»), если бы вообще был известен только один вид писчего материала? Кому, скажем, в наше время придет в голову оговариваться: «Пишу тебе на бумаге»? Зато вполне естественно прозвучит фраза: «Извини, что пишу тебе карандашом, а не чернилами».
Что следует из текста грамоты?
С полной очевидностью то, что береста была самым дешевым, самым распространенным (во всяком случае, в частной и будничной переписке), самым «демократическим» писчим материалом. Потому-то, надо полагать, и в обители Сергия Радонежского, когда она была бедна, «самые книги не на хартиях писаху, а на берестех». Потому же, можно полагать, береста и в архивы не попадала, что на ней делали только будничные, мелкие записи.
Обращают на себя внимание и письма к женщинам.
Вот, например, грамота, в которой заказчик велит ткачихе: если у тебя уже готово то, что ты мне ткала, то избели это и присылай.
У заказчика, как видим, не возникает даже тени сомнения, сумеет ли ткачиха прочесть его распоряжение. Уверен: прочтет!
Но, значит, ткачиха грамотна. Или, на худой конец, грамотен кто-то из живущих поблизости к ней, причем этот «кто-то» — человек ее круга: ведь она обратится с просьбой прочесть присланное письмо, если сама неграмотна, не к князю и не к священнослужителям в монастыре, которые якобы одни были грамотны на Руси!
Таким образом, и эта грамота свидетельствует все о том же: о широком распространении грамотности, о том, что ею запросто пользовались и в быту, что грамотны были не только мужчины, но что и женщины от них не отставали.
Некий Борис просит жену Настасью в письмеце, чтобы она прислала ему рубашку, забытую дома при отъезде куда-то; а невдалеке от этой грамоты, на том же дворе, нашлось письмо и самой Настасьи: она извещает родных о смерти мужа своего Бориса. Ясно: та самая Настасья.
Другой новгородец — Петр — просит жену Марию списать копию с купной грамоты и прислать ему: он уехал косить в деревню Озеры, а озеричи отняли у него сено и не хотят возвращать, пока он не докажет, что имеет право косить тут.
Конечно, Петр был не слишком привилегированной персоной — наверно, крестьянином или рядовым горожанином, как справедливо определяет это А. В. Арциховский. «Если бы он был феодалом, озеричи не посмели бы отнять у него сено». Однако и он сам, и жена его Мария были грамотны так же, как были грамотны Настасья и оставшаяся нам неизвестной по имени ткачиха.
До открытий Арциховского историки знали подпись только одной женщины древней Руси. Но это была дочь Ярослава, русская княжна Анна, ставшая затем женой французского короля Генриха I, а не жена какого-то Петра, самолично ездившего сено косить!
Открытие Арциховского камня на камне не оставляло от ложного, но, несмотря на это, прочно укоренившегося представления о беспросветной темноте массы населения древней Руси, о невежестве ее, о том, что грамотность была привилегией только феодальной верхушки, да и то большей частью духовной.
Между прочим, среди более чем сотни найденных уже теперь в Новгороде грамот, грамоты с духовным содержанием исчисляются единицами, и, строго говоря, даже это — натяжка. Ибо речь идет о духовных завещаниях, а духовное завещание — документ скорее чисто юридический.

Сборник «Смерть считать недействительной» объединяет лучшие военные рассказы и очерки Рудольфа Бершадского, включая и самые свежие — написанные в последние месяцы. Заглавие книге дал рассказ, посвященный удивительной военной судьбе Иллариона Васильева, Героя Советского Союза, который был посмертно награжден в числе 28 легендарных панфиловцев, погибших в 1941 г., обороняя подступы к Москве, но оказался живым и здравствующим поныне.

Всеобъемлющее исследование Ф.Р. Грэм посвящено истории многочисленных народностей, населявших Скифию — огромную территорию, простиравшуюся от Белого моря до хребтов Кавказа и от балтийских берегов до Алтайских гор. Опираясь на широкий круг источников, автор прослеживает историю кочевых империй гуннов, половцев, монголов и прочих племен Великой степи, чьи наводившие страх имена стали известны во всех уголках средневековой Европы. Особое внимание автор уделяет истории России – рассматривает происхождение ее народа, становление государства, судьбы правящих династий, описывает быт, нравы и духовную жизнь русов, не утративших идентичности за три столетия ига.

«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Книга была дважды издана на русском языке, переведена на английский, отдельные главы появились на многих европейских языках. Книга высоко оценена рецензентами в мировой литературе как наиболее полное описание истории вмешательства коммунистической партии в развитие науки, которое открыло простор для процветания шарлатанов и проходимцев и привело к запрещению многих приоритетных направлении российской науки. Обширные архивные находки позволили автору коренным образом переработать книгу для настоящего издания, включив в нее новые данные и концессии.

Основной причиной покупки танка «Кристи» M.1940 послужило прежде всего предоставление фирмой технической помощи, передача всех производственных чертежей и технологического процесса производства танка. Дж. У.Кристи выразил также готовность прибыть в СССР сроком на два месяца для консультаций и организации производства. Кроме того, фирма предоставляла возможность нашему инженеру работать на заводе в Рауэй (США). Техническая помощь не распространялась лишь на двигатели «Либерти», гак как они под маркой «М-5» уже производились в СССР по лицензии.