Две операции майора Климова - [45]

Война долго обходила Ольховую стороной — немцы в этакую глухомань не заглядывали. Только в райцентре, в сорока километрах, разместились небольшой гарнизон да комендатура. Надо сказать, что и партизаны в этих местах тогда почти себя не проявляли. И вдруг в декабре сорок второго года нагрянула в район эсэсовская команда. Странная это была операция, не похожая на обычную карательную. В райцентре эсэсовцы сожгли все бывшие советские учреждения, все архивы. Потом двинулись к Ольховой и буквально стерли ее с лица земли: жителей расстреляли, все постройки сожгли. Почему Ольховую? И район не партизанский, и важные коммуникации далеко...

— Ну, какие выводы, Николай Иванович? — Митин подбросил в костер несколько сухих веток, подумав, зачерпнул еще кружку «чаю».

— Похоже, что «операция» имела какое-то особое назначение, — после паузы заговорил Березкин. — Думаешь, обеспечивали прикрытие агенту?

— А что? Очень может быть, — капитан выплеснул остатки кипятка, поднялся. — Ну, а второй вывод?

— Второй? Какой же еще?

— Кончай носки сушить. «Беларусь» на дороге. Сейчас поедем.

— Ну и слух у тебя, — удивился Николай, только теперь уловив отдаленное стрекотание мотора, а затем и разглядев за кустами слабые отблески светящихся в ночи фар.

 

На станцию Лосиная Николай Березкин приехал поздним вечером. Над поселком только что прошла гроза. Остатки растрепанных фиолетово-черных туч еще пытались цепляться за верхушки пристанционных деревьев. Желтые блики от раскачиваемых ветром фонарей метались по перрону. Крупные капли со звоном падали с листьев в желтые лужи.

Чертыхаясь про себя, Березкин пробирался незнакомой дорогой к центру поселка. Ноги скользили, в туфли заливалась вода. Акробатическим прыжком преодолев последнюю водную преграду, Николай оказался, наконец, на крыльце дома приезжих, принялся усердно счищать грязь с туфель и брюк.

...В поселке Лосином Березкину, наконец, повезло. Климов, конечно, отругал бы его за такое определение ситуации, начальник отдела не признавал терминов «везение» или «невезение». Он нередко повторял: если ты избрал верный путь, если методично и последовательно исследуешь определенные обстоятельства — рано или поздно успех придет.

И тем не менее...

В доме приезжих, переодевшись и гоняя чаи с его хозяйкой, симпатичной бойкой старушкой Анной Дмитриевной, Николай завел неторопливый разговор о прошлом, о войне, об Ольховой и судьбе ее жителей. Анна Дмитриевна вздыхала, вытирая набегавшие при горьких воспоминаниях слезы. И вдруг сказала:

— В Совете тебе, милый, мало чего рассказать смогут. Там народ молодой, откуда им знать. А ты бы, милый, к Ивану Петровичу наведался. Он, почитай, до самой войны в Ольховке учительствовал. Уж кто-кто, а он всех знать должен. Я тебя с утра пораньше и провожу, и познакомлю...

И вот уже третий час сидит Березкин в маленьком, тонущем в зелени сада домике, притулившемся на окраине поселка, на обрывистом речном берегу. Хозяин дома, Иван Петрович Трофимов, сухонький, щуплый на вид старичок, далеко отставляя от выцветших с красноватыми веками глаз старые, тронутые желтизной фотографии, рассказывает... Говорит он об истории Ольховской школы, о судьбах ее воспитанников. Двадцать три года учительствовал в Ольховой Иван Петрович, сотни парней и девчат прошли через его руки и сердце, учились у него математике, учились жизни.

— Вот выпуск тысяча девятьсот тридцать восьмого года, — Иван Петрович выкладывает на стол очередную фотографию. — Дима Воронцов — во втором ряду, третий слева. Это — я, рядом — директор школы, Николай Михайлович Серебрянко. Выпускники: Сережа Мартынов, Оля Иващенко, Коля Михеев, Федя Сырмолотов, Томочка Озерова...

Фамилии ровным столбиком ложатся в блокнот Березкина. Потом Иван Петрович рассказывает все, что помнит о своих учениках.

Чуть слышно работает мотор портативного магнитофона, скользит с катушки на катушку тонкая ферромагнитная лента.

— А это выпуск тысяча девятьсот тридцать девятого года. Учителя, как видите, те же. Ученики: Балахонова Света, Павлик Михеев, Петя, тоже Михеев, двоюродный брат Павлика, а это... Дай бог памяти, этот мальчик у меня всего два года... Да, это Герасимов, Илюша Герасимов...

Воспоминания захватывают старого учителя. Оживает в улыбке его лицо, кажется, и голос звучит тверже, и морщинки разглаживаются...

— Иван Петрович, вы могли бы дать мне эти фотографии? На некоторое время, разумеется.

— На некоторое?.. Ну, если это нужно... Однако, товарищ старший лейтенант... Я не ошибаюсь, так вас нужно называть? Вы понимаете, мне семьдесят пять лет, мое время ограничено. Вы молоды, годы для вас пока ничего не значат. А я отдаю вам свою молодость. Постарайтесь вернуть ее мне, пока я жив. Вернуть побыстрее...

4

Из медицинского научно-исследовательского института иностранные журналисты возвращались в приподнятом настроении: даже одна эта встреча с ведущими врачами экспериментальной хирургической клиники оправдывала остановку в Долинске. Сенсационные материалы, уникальные фотографии...

Обед в ресторане гостиницы прошел оживленно, весело. Самые нетерпеливые сразу после обеда ринулись заказывать международные разговоры по телефону с редакциями своих газет. Конечно же, в их числе были и Роберт Фоклендер, и Эдуард Ридль.