Две недели на соблазнение - [22]

— А… — Герцог усмехнулся. — Наконец-то мы хоть что-то сегодня выяснили. — Однако ему было не до шуток. О Господи, ведь она же могла утонуть! И если бы он задержался еще хоть на…

— Я же вам говорила… — Эти ее слова прервали ход его мыслей. — У меня была веская причина забраться туда. И если бы не ветер и эта тяжелая одежда, то со мной бы было все прекрасно.

Тут снова поднялся ветер, и Джулиана, поежившись, обхватила плечи руками и внезапно показалась такой… маленькой. И хрупкой. Полной противоположностью той, какой он ее знал, — яркой, дерзкой, сумасбродной. И в ту же минуту гнев оставил его; ему захотелось обнять ее и прижимать к себе до тех пор, пока она не согреется.

Чего он, разумеется, сделать не мог.

На них смотрели, и разговоры будут достаточно громкими и без того, чтобы подливать масла в огонь.

Когда же он заговорил, слова его прозвучали слишком уж резко.

— Почему вы должны постоянно испытывать мое терпение?

— Вы же знаете, что я не хочу это делать. А вот вы… Вы постоянно ждете, что я потерплю неудачу, провалюсь. Ждете, что я совершу ошибку. Что буду безрассудной. Погублю себя.

— Тогда почему бы не доказать, что я не прав?

— Ну как же вы не понимаете?! Я и доказываю, что вы не правы.

Надолго воцарилось молчание. Наконец герцог пробормотал:

— Вы ужасно замерзли.

Она подняла на него взгляд, и у Саймона перехватило дыхание от яркой голубизны ее глаз.

— А вы р-разве н-нет? Вам не холодно?

Какой уж там холод — он был словно в огне! Одежда Джулианы насквозь промокла и испортилась, волосы также были мокрые, и она сейчас походила на вымокшего нахохлившегося птенца. Однако выглядела при этом потрясающе. Одежда прилипла к телу, так что видны были роскошные формы, и казалось, вода лишь подчеркивала изумительные ее черты — высокие скулы, длинные густые ресницы, обрамляющие огромные голубые глаза, и фарфоровая кожа, по которой стекали капельки воды. Проследив взглядом за одной из них, Саймон вдруг почувствовал, что ему ужасно хочется слизнуть эту капельку языком.

Она была живая… И он хотел ее.

Тут девушка вновь задрожала, и он, отбросив глупые мысли, сказал себе: «Я должен доставить ее домой, пока она не схватила воспаление легких. Или пока я окончательно не сошел с ума».

Герцог повернулся к ее служанке.

— Вы приехали в карете? — спросил он на итальянском.

— Нет, ваша светлость.

— Будет быстрее, если я отвезу твою хозяйку домой в моей коляске. Встретишься с нами в Ралстон-Хаусе. — Он сжал локоть Джулианы и развернул ее в сторону ближайшего пригорка.

— Вы п-полагаете, что она последует вашему приказу? — спросила Джулиана, и по ее тону можно было предположить, что сама эта мысль смехотворна.

Герцог не ответил и вопросительно взглянул на служанку.

— Слушаюсь, ваша светлость. — Горничная присела в книксене и заспешила к выходу из парка.

Саймон посмотрел на насупившуюся Джулиану. Ее раздражение отчасти вернуло ему благоразумие. И он снова разозлился. Совсем недавно она своим безрассудным поведением подвергала риску репутацию. А сейчас рисковала жизнью. Но он этого не потерпит!

Они прошли несколько ярдов молча. Потом он заговорил:

— Вы же могли умереть.

— Умереть? Да нет же. — Она попыталась усмехнуться, но не получилось. — Двенадцать жизней, помните?

В ее словах был вызов, и Саймон промолчал, чтобы еще больше не разозлиться.

Когда же они дошли до его экипажа, он подхватил ее, дрожащую, на руки и усадил на сиденье.

— Я вам тут все испорчу, — пробормотала она.

Герцог взял в руки поводья и проворчал:

— Удивительно, что вас так заботит моя обивка, хотя вы, похоже, не волнуетесь из-за более важных вещей.

Ее темные брови приподнялись.

— Каких, например?

— Таких, как вы сами.

Она шмыгнула носом, а он чертыхнулся и добавил:

— А теперь вы еще и заболеете, если не согреетесь как можно скорее, глупая вы женщина.

Саймон вытащил из-за сиденья дорожный плед и протянул его девушке.

Джулиана взяла плед и закуталась в него.

— Спасибо, — сказала она и отвела взгляд.

Саймон щелкнул поводьями, и коляска покатила по дорожке. Когда же они выехали из Гайд-парка, Джулиана проговорила:

— Вам незачем разговаривать со мной так, словно я слабоумная.

— Вы считаете, что я несправедлив к вам?

Она отвернулась и пробурчала итальянское ругательство. Помолчав, сказала:

— Я не собиралась тонуть.

— Собирались или нет, но если бы я не пришел, то вы бы утонули.

— Но вы же пришли, не гак ли?

При этих ее словах Саймон вспомнил, как она, откашлявшись и дрожа от холода, прошептала те же слова: «Вы пришли».

Но он не собирался приходить. Он выбросил ее безрассудную записку — послание, составленное так умно, что любой бы подумал, будто оно написано маркизом Ралстоном, — в мусорную корзину в своем кабинете.

Читая всю остальную корреспонденцию, он делал вид, что записки вовсе не было. И продолжал в том же духе, обсуждая ряд важных вопросов со своим управляющим.

А потом он вскрыл посылку, пришедшую от матери через час после того, как она уехала от него, — посылку, в которой был сапфир Лейтонов — обручальное кольцо, которое носили несколько поколений герцогинь Лейтон.

Он выложил кольцо на стол и долго смотрел на него, а скомканный листок бумаги в мусорной корзине, казалось, дразнил его, насмехался над, ним. И куда бы он ни посмотрел — везде видел записку Джулианы…