Две недели до любви - [7]

Мы работаем у Эрла уже второй год. Иногда я просто не верю своему счастью. Эрл ведь и не знает, что я бы еще и сам приплатил ему за такую работу.

– Пошли, ребята, – машу я кучке затихших туристов, столпившихся рядом с тропинкой за главным зданием.

Они успели разглядеть вышитый логотип «Озеро в лесу» у меня на левом плече и один за другим улыбаются, понимая, что я – как раз тот, кого они ждали.

– Надеюсь, камеры у вас с собой, – говорю я и навожу на солнце цифровик, который позаимствовал перед походом. Мы с этими людьми еще не знаем друг друга по именам. Пока не знаем. Скоро они будут окликать меня, показывая на алые цветы по сторонам тропы, и спрашивать, как они называются. Ко времени отъезда эти туристы запомнят не только мое имя, но и названия всех дикорастущих цветов в Миннесоте.

Мы взбираемся вверх по грунтовой тропинке. Я чувствую, как по икроножным мышцам разливается тепло. Стоит конец мая, и солнце так припекает затылок, что за ушами у меня все взмокло. Надо было взять бейсболку с логотипом «Озеро в лесу».

Я стараюсь не идти слишком быстро, чтобы пухлая дамочка в оранжевых штанах, плетущаяся в хвосте группы, не отстала слишком сильно. С каждым шагом дребезжит и колотится о мою ногу старый компас в кармане шорт. Скрежет металлических деталей напоминает хихиканье; компас словно поддразнивает меня. Ты что, думаешь, что заблудишься на этой тропе? Ты же добрый десяток лет по ней ходишь каждое лето, Клинт!

На самом деле я ношу с собой свой старый бойскаутский компас с тех пор, как нашел его на прошлой неделе и внезапно почувствовал прилив какого-то странного спокойствия.

– Эй, – крикнул тогда Тодд с верха лестницы, что ведет в подвал родительского дома. – Ты же сказал, что знаешь, где палатка.

Я что-то пробурчал вполголоса, поднимая пыльную коробку. Крышка раскрылась, и на гору пледов вывалилась куча скаутских реликвий, включая мой компас.

Я уставился на него, повертел в руке, не вполне понимая, откуда на меня нахлынуло такое умиротворение.

– Морган! – снова позвал Тед. – Давай живее! Так мы тут до вечера проторчим. Ты вообще хочешь в поход или нет?

Я положил компас в карман шорт и откинул коробку в сторону:

– Дело пойдет быстрее, если вы, двое лузеров, спуститесь и поможете мне.

С того дня компас неизменно оттягивает мне карман.

Я глубоко вдыхаю сладкий летний воздух. Надо мной щебечут какую-то чепуху птицы; утята плывут за мамой по реке стройной линией. Крякающие утки немного напоминают мне туристов, что бездумно бредут за мной следом. Они переговариваются, совсем не глядя под ноги, и я слышу, как они то и дело оступаются.

Я оглядываюсь через плечо на идущих сразу за мной. Очевидно, это отец и дочь. Папа похож на бегуна. Дочке лет двенадцать. Она одета в ужасную розовую футболку с надписью «Girl Power»; в руках так крепко зажат телефон, словно он должен спасти ее от неминучей смерти в лесу. От нее пахнет виноградной жвачкой и уютом детской спальни. Она краснеет, поймав мой взгляд.

Хотя я и пытался отрицать, Эрл был прав: туристки и правда любят строить глазки и все такое. Каждое лето молоденькие девчонки, вроде этой, влюбляются. Краснеют при виде то одного гида, то другого. Накручивают локоны на пальчик, хихикают ни с того ни с сего.

Если честно, то получать знаки внимания от двенадцатилетней очень неловко. Особенно на глазах у ее отца. Но девочки постарше тоже иногда дуреют на курортах. Интересно, в чем вообще смысл таких влюбленностей для девушек, которые такое испытывают? Что хорошего может быть в таких одноразовых романчиках? Оторви и выбрось. Может, Тодду или Грегу такое и нравится, но я просто не понимаю, в чем кайф.

От всей души надеюсь, что мисс юная феминистка не станет околачиваться вокруг меня все каникулы. Внезапно она смотрит на тропинку впереди и громко охает.

– Посмотрите, – показывает она на дерево с татуировкой. Ну, мы так называем его на курорте. Оно и правда выглядит, как старый рокер: все покрыто сердечками и буквами. Некоторые нарисованы краской. Другие вырезаны перочинным ножиком. Все любовные истории-однодневки, что случались у озера в лесу, остались на коре этого дерева.

Девочка как раз вошла в тот возраст, когда очаровывает сама идея любви. А может, и не только любви, но и любовной драмы, разбитых сердец. Наверно, маленьким девочкам разбитое сердце кажется таким же признаком взрослости, как каблуки или губная помада.

Я, сам того не желая, смотрю и смотрю на дерево. И глаза мои тут же находят – как и всегда – знакомую надпись: «Клинт + Роуз». В самом низу, у толстых и узловатых корней, торчащих из земли. Я словно наяву чувствую прикосновение крошечной стеклянной бутылки с краской к ладони. Я тогда присел у самой земли, чтобы написать наши имена. Боже, а ведь я был тогда даже младше, чем эта девочка.

Рози, Рози, Рози. Я скучаю по тебе…

– Все в порядке?

Я поворачиваюсь: на меня с тревогой в глазах смотрит отец девочки, бегун. Это немного ошеломляет. Я вспоминаю времена, когда все смотрели на меня именно так.

Два года назад. Сложно поверить, как быстро бежит время, но такова уж жизнь: это случилось уже больше двух лет назад.