Две королевы - [6]

— Ах, сударь, конечно, я умею хранить тайны,

— Ну что ж, данное мне поручение не настолько спешно, чтобы я мог забыть о себе, перед тем как приступить к его исполнению. Я долго бродил по городу, устал и умираю от голода. Нельзя ли устроить небольшой ужин до того, как я отправлюсь к ее высочеству, ведь, возможно, там меня задержат надолго и я очень поздно вернусь к моему повелителю?

— Я сейчас же провожу вас в буфетную.

— Я готов… Но в буфетной станут гадать: «Кто такой этот незнакомец?

Зачем он сюда явился?» И тогда произойдет одно из двух: вы бросите тень либо на вашу повелительницу, либо на себя.

— Вы правы! Что ж, поужинайте где-нибудь в другом месте.

— Не годится: меня не должны видеть в другом месте. Если узнают, что я француз, меня разорвут на куски.

— Вы правы!

— Есть, конечно, другой выход, но вы никогда на это не согласитесь.

— Какой?

— Не могли бы вы пойти за едой и принести мне ее сюда?..

— В мою комнату, сударь? — краснея, воскликнула Джузеппа.

— Да, в вашу комнату, прекрасная Джузеппа, а что в этом дурного? Я ведь уже в ней нахожусь, и какая разница, сижу я здесь или стою?

Приведенный довод был подкреплен улыбкой и сиянием глаз, встретившим ответный девичий взгляд, который остановился на красивом и очень искреннем, честном, открытом лице: выражение его было многообещающим и говорило столь же ясно, как самые прекрасные слова: «Вы очаровательны, и я вас люблю».

Джузеппа была порядочная девушка, но кокетка, она хотела нравиться, была очень уверена в себе; кроме того, ей очень льстило, что она принимает у себя посланца герцога Орлеанского и, возможно, его доверенное лицо. Воображение юной девицы проделывает большой путь за один краткий миг, а в конце всех ее мечтаний — всегда замужество. Такой статный француз может оказаться хорошей партией, а ее повелительница со своим августейшим братом могли бы соединить их и, кто знает, даже подарить приданое!..

«В конце концов, — подумала Джузеппа, — ведь это замечательный поступок — не допустить, чтобы молодой человек пострадал или попал в руки этих злодеев, которые желают убивать французов… Убивать французов! А среди них есть такие обходительные кавалеры!»

И она решилась.

Принц очень на это надеялся, и ожидающая его любовная интрижка казалась ему в высшей степени соблазнительной.

Он устроился у открытого окна, выходящего в парк. Уже совсем стемнело. Наступила ночь, благоуханная, искрящаяся июньская ночь Италии. Чтобы чувствовать себя более непринужденно, он отбросил в сторону и плащ и шляпу, затем поблагодарил девушку с пылкостью, которой она вовсе не испугалась, а напротив обрадовалась: казалось, ее планы начинали осуществляться.

— Подождите здесь, — сказала она принцу, — я скоро вернусь, придется кое-что украсть для вас. Принесу что смогу, и вам придется этим довольствоваться. Кстати, вы будете ужинать в темноте, при свете луны: огонь нас выдаст, и тогда я пропала… Ждите!

Она оставила герцога Орлеанского одного не более чем на четверть часа и вернулась с изысканным ужином, унеся его из буфетной; с игривостью и очарованием, свойственными ее возрасту, девушка поведала, к каким хитростям ей пришлось прибегнуть, чтобы раздобыть эти блюда, которые она по ходу рассказа расставляла на маленьком столике перед рассыпавшимся в благодарностях герцогом.

— Надеюсь, вы накроете на двоих? — спросил он.

— Да уж, конечно, а то мне придется лечь спать голодной. Я сказала, что останусь в покоях ее высочества, буду ждать ее распоряжений и вниз не спущусь.

Они сели за стол вдвоем, молодые, красивые, веселые: один — настолько испорченный, что весьма правдоподобно разыгрывал святую невинность, другая — настолько простодушная, что ничего не заподозрила.

Он вскружил девушке голову похвалами, дурачествами; заинтересовал, рассмешил, растрогал ее, затем, наконец, заговорил об опасностях, окружавших его, о смерти, нависшей над его головой во время этой ужасной осады:

— О, если бы я мог испытать счастье! Если бы пережил несколько сладостных мгновений перед тем, как покинуть этот мир!

Бедная Джузеппа, на свое несчастье, принесла две бутылки сицилийского вина, которое так быстро ударяет в сердце и голову. И опять же, на свою беду, она, привыкшая к трезвости, выпила его; а хуже всего было то, что молодой и прекрасный принц был так красноречив и страстен.

Вечер был наполнен возбуждающими ароматами, свойственными только теплому климату; Джузеппа думала, что молодой человек вполне заслуживает крупицы счастья на этой земле и было бы жестокостью, варварством отказать ему в поцелуе, о котором он так настойчиво молил. А потом он убедил Джузеппу, что любит ее, что без нее не сможет теперь жить, внушил все то, что влюбленные так ловко внушают девушкам, которые слушают их и позволяют обмануть себя, поскольку прежде всего обманываются сами.

В итоге, вместо того чтобы отправиться ужинать со своей сестрой, увидевшись с нею в тот же вечер, герцог предстал перед ней лишь на следующий день, словно только что прибыл. Он не смел поднять глаза на Джузеппу: узнав о его высоком ранге, она была очень смущена и несчастна.

Как бы то ни было, в дальнейшем это не мешало принцу наведываться к ней тайком довольно часто, даже в разгар боевых действий или во время ружейной пальбы. Привкус опасности придавал особую остроту его мимолетному увлечению, разжигая страсть, которой суждено было продлиться дольше обычного.