Две головы и одна нога - [84]

А Гжегож привык к женщине в доме, то есть к тому, что рядом человек, с которым надо считаться. Гжегож всегда был аккуратнее меня, не выносил беспорядка в доме, привык нормально питаться и вообще вести нормальный образ жизни. При нем и мне пришлось бы как-то нормализоваться…

И вот опять я в своем воображении увидела нас двоих утром. По утрам я неразговорчива, люблю помолчать над первой чашкой чая, с книжкой перед носом, потом не торопясь размяться, готовясь к тому, что мне предстоит делать днем. Сколько времени он сможет терпеть такое? Нет, придется переломить себя, начать утро с веселого щебетания, потом приняться за приготовление завтрака, никакой книжки, и придется даже что-то съесть. Допустим, круассаны всегда ешь с удовольствием, тут особого аппетита не надо. Постой, а откуда они возьмутся на завтрак, эти круассаны? Сами придут? Не побежит же Гжегож за ними в магазин. А может, побежит, может, любит такие утренние пробежки? Эх, не поинтересовалась.

Впрочем, в такой цивилизованной стране, как Франция, им могут приносить круассаны и на дом, класть на пороге вместе с молоком и газетами.

А потом приходит пора ленча, мне же как раз хорошо работается, плевать мне на ленч и есть не хочется, но для него ленч – святое дело, так что или он злится, или я опять переламываю себя и уже никакого настроения работать. А потом приходит время обеда. Как, черт возьми, решим мы проблему обеда? Готовить обед?! Но, с другой стороны, нельзя же вечно шастать по забегаловкам. Или вот еще проблема. Гжегож работает в конторе, я – дома, так кому же, как не мне, устроить постирушку? Пусть даже и с помощью стиральной машины, грязное белье само в нее не залезет, а элементарное чувство справедливости подсказывает, что надо и совесть иметь…

И столько ужасов представила я, такие непреодолимые сложности, что чуть было не схватилась за телефонную трубку – позвонить Гжегожу и гневно заявить – не приеду, и речи быть не может! Иначе отравим жизнь друг другу до такой степени, что потом до конца дней своих будем с отвращением вспоминать совместно проведенные дни. В нашем возрасте лишь тогда можно вить общее гнездо, когда один в одиночестве пьет горькую, а вторая в одиночестве льет горькие слезы. И откуда мне знать, вдруг ни с того ни с сего вскочит у меня на заднице прыщ, который мне вовсе не хочется обнародовать? Очень хорошо помнила я, сколько усилий требовалось для того, чтобы скрыть от любимого кое-какие, скажем так, изъяны красоты, причем было это в молодые годы, а теперь?

Я уже держала в руках телефонную трубку, но вспомнила, что у них там, в Париже, закончилось рабочее время, и в данный момент Гжегож как раз едет домой. А потом решила – не стану звонить и отказываться от своего последнего шанса. Рискну. И посмотрю, что из этого получится…

Наступил август. Поскольку Гжегож должен был находиться в Швеции с женой и ее кузиной, нечего было рассчитывать на его звонок, и я решила пожить с недельку на Мазурских озерах.

Всю эту неделю шли дожди. В день моего отъезда небо немного прояснилось, дождь то припускал, то лишь слегка накрапывал, а временами тучи расходились и сквозь них даже присвечивало солнце. В один из таких моментов просветления я не выдержала и остановила машину на обочине шоссе, прорезающего густые леса.

Где я оказалась – понятия не имела, да и не интересовало это меня. Интересовали грибы, только о них и думала. Раз столько дней шли дожди, грибы должны пойти обязательно, просто обязаны были! Мазуры вообще славились грибами, окрестные леса манили со страшной силой. Леса самые подходящие – смешанные, всюду рассвеченные березами. Так что подберезовики гарантированы, не исключено, что и красноголовики встретятся, и, глядишь, даже и белые.

Совершенно пустое шоссе спускалось к какому-то озеру. Я свернула с шоссе, чтобы не оставлять машину на виду, на всякий случай развернулась носом к шоссе, вышла, захлопнула дверцу и отправилась на поиски грибов. Нога уже не болела, передвигаться я могла свободно, но грибов не нашла. То есть нашла множество, но не из тех, которые нужно, не было ни желанных подберезовиков, ни белых. И я повернула обратно к машине.

У опушки леса я остановилась, услышав шум приближающейся машины. Двух машин. Мчались они на большой скорости, слишком большой для такого мокрого шоссе.

Только я успела об этом подумать, как стала свидетельницей невероятной сцены. Вторая машина нагнала первую, немного обогнала ее и с размаху стукнула по левому переднему крылу с такой силой, что столкнула ее с мокрого шоссе. И не останавливаясь помчалась дальше. Остатки сообразительности велели мне запомнить номер – WOI (ВОЙ), и в самом деле, только завыть и оставалось, 3244.

Пострадавшая машина какими-то судорожными рывками съехала по склону холма к озеру, не перевернулась – наверное, водитель инстинктивно притормозил, у озера врезалась в густые кусты можжевельника и, зацепившись за последний, зависла над самой водой. Ну, не совсем над самой, метрах в трех от круто уходящего вниз берега озера. А по лесу эхо все еще повторяло на разные лады грохот удара.

Я не помчалась туда пешком. Нет, кинулась к своей машине и на ней преодолела эти пятьдесят метров.