Две Дианы - [134]

– Но откуда видно, что де Гизу действительно повезет?

– Его поражение, – лицемерно изрек коннетабль, – нанесло бы Франции величайший ущерб, и я бы горько оплакивал его… но боюсь, что победа его принесет королю еще больше несчастий, чем поражение!

– Неужели вы полагаете, что честолюбие господина де Гиза…

– О, честолюбие его безмерно! – вздохнул завистливый царедворец. – И если бы по непредвиденным обстоятельствам произошла смена власти, можете сами себе представить, на что бы решился сей честолюбец! Гизы хотят быть королями над королем.

– Но такое несчастье, слава богу, слишком невероятно и слишком далеко, – возразила Диана, пораженная той легкостью, с какой шестидесятилетний коннетабль пророчил гибель сорокалетнему королю.

– Нам грозят сейчас и другие опасности… они почище будущих, – помрачнел коннетабль.

– Что за опасности, друг мой?

– У вас что, память отшибло? Разве вам неведомо, кто поехал в Кале вместе с герцогом, кто навязал ему, по всей видимости, эту проклятую затею, кто может вернуться победителем да еще ухитрится приписать себе всю честь победы?!

– Вы говорите о виконте д’Эксмесе?

– А о ком же еще, сударыня? Вы, может, и забыли его сумасбродное обещание, но он-то не забудет, нет! Тем более такой исключительный случай! Он способен выполнить свое обещание и нагло потребовать от короля исполнения слова!

– Это невозможно! – вспыхнула Диана.

– Что невозможно? Что господин д’Эксмес сдержит свое слово? Или король не исполнит свое?

– И первое и второе предположения просто абсурдны!

– Хм!.. Но если первое осуществится, то второе неминуемо последует за ним. Король питает слабость к вопросам чести и вполне способен во имя рыцарской верности выдать врагам нашу общую тайну.

– Нет, это немыслимо! – побледнела Диана.

– Пусть так, но если это немыслимое сбудется, что вы тогда скажете?

– Не знаю… Ничего не знаю… Нужно думать, искать, действовать! Нужно идти на все! Если даже король не поддержит нас, мы обойдемся и без него! Мы можем прибегнуть к своей власти и к своему личному влиянию.

– Вот этого-то я и ждал, – заметил коннетабль. – Наша власть, наше личное влияние! Говорите уж о своем влиянии, сударыня! Что же касается моего, то оно превратилось в пустой звук… Полюбуйтесь, какая пустота вокруг моей особы… Кому интересно оказывать почет развенчанному вельможе! И вы, сударыня, не ждите больше помощи от бывшего своего поклонника, лишенного милостей друзей, влияния, даже денег!..

– Даже денег? – недоверчиво переспросила Диана.

– Да, черт возьми, даже денег! – в бешенстве рявкнул коннетабль. – И это в моем возрасте и после стольких услуг! Последняя война совсем меня разорила, мне пришлось выкупить самого себя и кое-кого из своих, и это истощило все мои сбережения. Скоро я буду ходить по улицам с протянутой рукой.

– Но разве у вас нет друзей? – спросила Диана.

– У меня нет друзей, черт побери! – заявил коннетабль и выспренне добавил: – У того, кто несчастен, друзей не бывает.

– Я берусь доказать вам обратное, – возразила Диана. – Теперь я понимаю причину вашего дурного настроения. Почему же вы мне не сказали об этом раньше? Или вы уже не доверяете мне? Нехорошо, нехорошо… И все-таки я вам отомщу… по-дружески! Скажите, разве король не утвердил на прошлой неделе новый налог?

– Утвердил, – кивнул головой сразу успокоившийся коннетабль. – Этот налог рассчитан на возмещение военных издержек…

– Очень хорошо. А сейчас я покажу вам, как женщина может исправить несправедливость судьбы по отношению к достойным людям. Генрих сегодня тоже не в духе, но все равно! Я иду на штурм, и вам придется признать, что я – ваш верный союзник и добрый друг.

– Ах, Диана, вы так добры, так прекрасны! Я готов заявить об этом во всеуслышание! – галантно поклонился коннетабль.

– Но и вы, когда я верну вам милость короля, вы тоже не покинете меня в нужде, не так ли?

– О, дорогая Диана, все, что я имею, принадлежит и вам!

– Ну хорошо, – отозвалась Диана с многообещающей улыбкой.

Она поднесла свою изящную белую руку к губам сановного поклонника и, подбодрив его взглядом, направилась к королю.

Кардинал Лотарингский, не отходивший от Генриха, расточал все свое красноречие, дабы предсказать королю удачное разрешение смелой затеи с Кале. Но Генрих прислушивался не столько к речам кардинала, сколько к своим беспокойным мыслям.

В эту минуту к ним подошла Диана.

– Бьюсь об заклад, – смело обратилась она к кардиналу, – что ваше преосвященство изволит чернить перед королем бедного Монморанси!

– О, сударыня, – воскликнул Карл Лотарингский, ошеломленный неожиданным нападением, – я призываю в свидетели его величество, что самое имя господина коннетабля ни разу не было произнесено во время нашей беседы!

– Совершенно верно, – вяло подтвердил король.

– Тот же вред, но другим способом, – уколола кардинала Диана.

– Если говорить о коннетабле не полагается, а забывать о нем тоже нельзя, что же мне остается делать, сударыня?

– Как – что?.. Говорить о нем, и говорить только хорошее!

– Пусть так! – лукаво подхватил кардинал. – Повеление красоты – закон для меня. В таком случае я буду говорить о том, что господин де Монморанси – выдающийся полководец, что он выиграл Сен-Лоранскую битву и укрепил благосостояние Франции, а в настоящее время – для завершения своих подвигов – затеял отчаянную схватку с неприятелем и проявляет неслыханную доблесть под стенами Кале.