Две Цены - [82]

— Я хочу с вами, а не оставаться в Шаргарде! — наконец, открыто высказала свое неудовольствие Нэй.

— Черт возьми, — проворчал себе в бороду Тард, — где этот «ловец удачи» с его умением заговаривать язык, когда он так нужен?

С противоположного конца улицы послышались изумленные возгласы. Бритва насторожился. В последнее время эта экспедиция у него вызывала сплошные опасения и дурные предчувствия, так что гном был, как говорится, на взводе.

— Рыцари! Смотрите! Рыцари из ордена! — раздался удивленный возглас.

— Не может быть! — возразил ему другой.

— Да точно они. Вон, глянь-ка! — вторил первому третий.

Тард тоже пошел посмотреть, оставив Гортта с Нэй и дальше препираться друг с другом. По дороге убийцу драконов отвлекали какими-то насущными вопросом товарищи. Он отвечал что-то, но не очень связное и продолжал идти. Его сердце замерло от ожидания того, кого он так давно хотел повидать, но всякий раз в Шаргарде ему не везло со встречей. Он встречал рыцарей еще не будучи убийцей драконов, а лишь подмастерьем в Швигебурге, когда приезжало посольство Фелара ещё с прошлым королем и его паладинами[9]. Поистине прекрасно было то зрелище развивающихся стягов под торжественный рев труб, когда закованные в доспехи всадники колонной двигались по главной улице. Гном видел их, статных, молодых, благородных ликом, как теперешний государь северного королевства, однако так пристало выглядеть и вести себя рыцарю, а не монарху, как говаривали многие, и Тард с ними нехотя соглашался. В то время он, хоть и был старше многих из тех паладинов, что проезжали мимо по улице, но впервые проникся глубоким уважением к роду человеческомуу. Тогда они, эти воины, являлись порождением пусть наивной, но чистой идеи, которую позже, как и многое другое, осквернили войны и политические интересы, бросавшие их порою в безнадежные битвы.

Пусть тогда совет кланов отверг просьбу людского короля о помощи и союзе против Ларона, назвав посольство сборищем мясников, но никто не смел осмеять, освистать или бросить камень в кортеж, который возвращался по той же улице. Пусть даже весь Швигебург был изрядно взбаламучен и негодовал от подобного предложения. Тард тоже был немало озадачен. Неужели эти блестящие рыцари могли просить о таком? Он не поддался спешности разочарования, предпочитая самому все узнать от этих людей. И ему представился случай. Собственное несчастье толкнуло его на ту дорогу, где он снова встретился с этими паладинами по прошествии многих лет. Они вместе сражались и убивали драконов. Вели долгие беседы у костров, спорили до хрипоты, но то были лишь споры товарищей по оружию, а не ругань. Тогда, на него и тех, кто шел вместе с гномом, без роду и племени, без герба и стяга, ради простой мести, эти рыцари смотрели по-другому, не как на наемников, а как на соратников в столь непростой борьбе. Память у гномов была долговечна и крепка, как и их знаменитая сталь. Бритва не забыл и всегда рассказывал о былых походах тем, кто появлялся в отряде в новых экспедициях. Потому что ему это казалось важным. Потому что нынче на убийц драконов смотрели как на наемников, если не хуже. И Тарду очень хотелось, чтобы новые его товарищи по оружию знали, что так было далеко не всегда.

Убийца драконов достиг того места, откуда виднелся реющий стяг и замер. По дороге, в лучах то выходящего, то снова скрывающегося за облаками солнца ехала горстка всадников. За собой под уздцы они вели оседланных и снаряженных коней без седоков.

Помятые шлемы приторочены к седлу, в руке у кого-то виднелся обломок копья, которое тот не выкинул лишь оттого, что самого не было в седле, а разум блуждал где-то, предоставив телу долгий путь, как следовало из пустых глаз. Возглавлял процессию старый рыцарь. В руке у него был стяг, другая же сжимала поводья коня товарища. Тот устало горбился в седле, уронив голову на грудь — перехватившая его глаза повязка белой ткани темнела двумя пятнами запекшейся крови.

— Адлер! — дрогнувшим голосом позвал Тард и бросился наперерез всаднику, возглавлявшему процессию. Ехавший впереди рыцарь посмотрел на гнома усталыми глазами и остановил лошадь. Следовавшие за ним тоже встали посреди улицы.

— Убийцы! Будьте вы прокляты!!! — разорвал воздух истошный женский вопль, возвестивший о том, что здесь была родительница одного из тех молодых воинов, которые последовали оруженосцами за одетыми в вороненые отцовские доспехи Черными Псами.

Подскочивший к женщине не понятно откуда взявшийся священник выставил крест и что-то затараторил, но его. Стоявший подле матери маленький мальчик с мокрыми от слез глазами подхватил с земли камень. Со всех сторон полетели выкрики, которые противоречили друг другу, будто сшибаясь над головами рыцарей в незримой схватке.

— Да как вы смеете?!

— Смеем, там погиб мой сын!

— Он был еретик!

— Разве молодая горячность не бывает простительна?!

— Бывает, когда не берется за оружие!

— Они сражались за нас на войне! Уже забыли?!

— А что же теперь, зачем убивать наших детей?!!

— Пожалейте хоть слепенького! — оборвал весь этот гомон не столь уж громкий, но отчаянный возглас старухи.