Дважды убитый - [10]

— А сколько времени там работал Зайцев?

При упоминании Зайцева Грачева побледнела и, слегка вздрогнув, упавшим голосом произнесла:

— Два года.

Она нервно поежилась, и я откровенно испугалась за ее душевное равновесие, но у меня было еще несколько вопросов. И я продолжала:

— Помните, вы мне говорили, что конфликт Зайцева с Венедиктовым не был вызван профессиональными трениями?

— Конечно, помню.

— А чем, по-вашему, мог быть вызван подобный конфликт? — Сделав последний глоток, я поставила пустую чашку на стол.

— Я же вам говорила, что точно ничего не знаю, — произнесла она с плохо скрытым раздражением.

Я видела, что Грачева что-то утаивает. Мотивируется ли это ее страхом перед кем-то или перед чем-то или она имеет свой расчет, замалчивая важные подробности?

— А вы знаете, что меня дважды пытались убить с тех пор, как я взялась за это дело, последний раз не более двух часов назад, и если вам что-то известно, то вы тоже подвергаетесь опасности. — Я не теряла надежду вызвать ее на откровенность. Грачева приподняла свои красивые брови и приоткрыла рот, все лицо ее выражало неподдельное удивление и испуг.

— Боже мой. — Она поднесла ладонь к губам, а другой рукой снова потянулась за сигаретой.

— Вы что-то знаете и скрываете от меня. — Я была неумолима.

— Зачем мне скрывать, вы же работаете на меня? Ведь это я вас наняла для того, чтобы найти убийцу.

Она резко поднялась, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Широко раскрытые глаза, плотно сжатые губы были еще одной картиной, призванной проиллюстрировать таинственное содержание книги под названием «Анна Грачева». Может, она еще на дверь мне укажет? Как бы спохватившись, Анна повернулась ко мне и, переходя на более мягкий тон, сказала:

— Я бы хотела знать, что вам удалось выяснить?

Она меня что, за идиотку держит? Загоняет в какой-то порочный круг, на меня охотятся уже второй день, а она демонстрирует свое уязвленное самолюбие взбешенной богачки. Я могу понять: горе, отчаяние, просьба о помощи, но подобные заскоки сейчас неуместны.

Стараясь не сорваться на язвительный комментарий, я как можно более спокойным тоном ответила:

— Вы получите недельный отчет в пятницу, а теперь мне пора идти. До свидания. — Миновав коридор, я с чувством облегчения закрыла за собой дверь.

Глава 3

Нужно признаться, что визит к Грачевой немного выбил меня из колеи. Трудно иметь дело с такой взбалмошной заказчицей. Она к тому же тормозит расследование, явно скрывая от меня детали, связанные с убийством Зайцева. Действительно ли это убийство произошло в результате его излишней осведомленности? Я все меньше и меньше верила в официальную версию самоубийства.

Ладно, оставим пока Грачеву в покое, может быть, обстоятельства подтолкнут ее к откровенности, а если этого не произойдет, я найду способ вытащить из нее необходимую информацию. Несмотря на аналитический склад ума, я привыкла доверять своей интуиции, и она подсказывала мне, что сам ход расследования подведет Грачеву к необходимости открыться.

Если у тебя убивают возлюбленного и ты хочешь докопаться до истоков, ты должна пойти ва-банк и не бояться запачкать рук, а уж если поручаешь ведение дела, столь важного для тебя, профессионалу, нужно по крайней мере не чинить ему препятствий.

Я решила проверить ближайший адрес, повернула ключ в замке зажигания и плавно тронулась с места.

Не прошло и десяти минут, как я припарковала машину возле серой невзрачной «хрущобы». У подъезда мирно сплетничали старушки. Взобралась на пятый этаж. Обитая потертым дерматином дверь боязливо приоткрылась на мой звонок. В узком проеме — настороженное лицо пожилой женщины.

— Вам кого? — Маленькие глазки женщины испуганно забегали.

— Оля Кузнецова здесь живет? Мне нужно ей кое-что передать. — Я постаралась придать своему голосу мягкость пуховой перины.

— Ее нет, она в отъезде, а вы, собственно, кто?

— Я ее знакомая, можно мне войти?

Женщина за дверью засуетилась, лязгнула дверной цепочкой и посторонилась, пропуская меня внутрь. Я остановилась в маленьком коридорчике, не рискуя самостоятельно продвинуться в глубь квартиры. В так называемой прихожей было трудно повернуться. Обои «под кирпич», трюмо, полка для обуви, пара обувных ложек на крючке, деревянная вешалка. С милостивого разрешения хозяйки я прошла следом за ней в комнату и села на предложенный стул.

— Меня зовут Таня Иванова, а как мне к вам обращаться?

— Нина Михайловна.

— Нина Михайловна, а когда вернется Ольга?

— С тех пор как она уехала, я не получила от нее ни одного письма.

Я обвела комнату взглядом: ничем не примечательный интерьер, дешевые бледно-зеленые обои в цветочек, сервант, несколько книжных полок, ковер на одной из стен, стол с четырьмя стульями, пара кресел и диван с деревянными подлокотниками.

— Она уехала в начале февраля, говорила, будет писать, присылать деньги, ей обещали хорошую работу. Может быть, вы что-то знаете? — Она подняла на меня глаза, в которых мелькнула тень смутной надежды.

— Нет, Нина Михайловна, я сама хотела бы навести справки об Ольге. Вы не знаете, куда она уехала?

— В Италию, в Милан. Ей так сказали. Сейчас посмотрю, как называется тамошнее агентство. — Она прошла в смежную комнату и несколько минут спустя появилась с целлофановым пакетиком, перетянутым резинкой, где были аккуратно сложены какие-то документы в обшарпанных обложках, пожелтевшие справки с загнутыми углами, несколько официальных фото, на которых лица людей приобретают напряженно-испуганное выражение, и, выудив листок в клетку, типичным жестом страдающих близорукостью поднесла его к глазам, а затем протянула мне. — Посмотрите сами.