Дважды рожденный - [8]

Люди разошлись по нишам; послышался легкий шорох: это тысячи рычажков были приведены в движение. Стены точно живые зашевелились, зашумели, почти моментально автоматически выдвинулись из стен столы, стулья, а вслед затем — горы «палочек», подобных той, что перед сном ел профессор.

— Обед! — сообразил профессор. — Но какая масса людей! Здесь по меньшей мере двадцать тысяч. И в то же время порядок изумительный. Что за сказочная обстановка! Нет, это положительно выше моего понимания...

Вот, повидимому, сидит целая семья: мужчина постарше, два подростка и две женщины. Ну, да, надо полагать, что это женщины, судя по их полным и почему-то совсем открытым грудям. Во всем остальном они похожи на мужчин: та же голова с нестриженными редкими волосами, то же лицо, то же одеяние. Руки и ноги ниже колен обнажены, величина их одинакова как у мужчины, так и у женщины. Одна из женщин держит на руках годовалого ребенка, который тоже усердно сосет «палочку».

Дальше сидит другая семья, а там еще, еще... без конца. Обед проходит молча.

Профессор пошел дальше. За ним устремилась большая толпа любопытных.

— Кто вы, чорт вас подери! — заорал он вдруг.

Странные люди остановились, послышались отдельные восклицания, и затем они медленно разошлись, оставив профессора одного,

Еще пять минут ходьбы, и Мартынов очутился посредине громадного зала с высоким сводчатым потолком. Здесь как будто было светлее. На стенах было нечто, напоминающее живопись: какие-то сцены, отдельные фигуры во весь рост и в полроста, машины, в одном месте была нарисована лужайка, залитая солнечным светом, а на переднем плане смеющаяся девочка с игрушечным аэропланом.

Профессор долго стоял перед этим изображением, и вереница полузнакомых, казалась, давно забытых картин восстала в его просыпавшейся памяти. Ему припоминались то покрытые голубой дымкой земные леса, то темно-синее небо, в необъятных просторах которого реют точками аэропланы и авиэтки... На несколько мгновений представился его воображению пестрый луг, вот такой, какой здесь изображен, залитый ярким солнцем, струящийся кверху воздух... Где он видел все это? И что за странное у него состояние, как будто ему жаль этих мимолетных видений, как будто он никогда больше не увидит их в действительности? А, впрочем, что за глупости! Лучше всего ему последовать своему обычному правилу: познавай вещь не созерцанием, а анализом ее.

Впрочем, откуда это он все знает? Почему в его голове много абстрактных понятий и в то же время ему сейчас вот так трудно вспомнить (мучение!) название предмета, на который можно сесть? А, впрочем, чорт с ним!

Посредине зала было возвышение и на нем темно-красный длинный стол, блестевший от лака, как зеркало, а также несколько темно-красного же цвета стульев.

Отсюда в шести разных направлениях шли такие же «проспекты», по одному из которых сюда пришел профессор. Эти длиннейшие залы мягко терялись в зеленых сумерках.

Но что это за живопись? Неужели эти дикари — а иначе их нельзя назвать — умеют рисовать? Нет, этого не может быть! А, впрочем, что он знает о них? Вот какая-то сцена, как будто какой-то праздник. И странно: нарисованные здесь существа не похожи на обитателей этого дворца. Вот у этого молодца голая нога с здоровенными икрами. Уж этот не был рахитиком во всяком случае. И руки у него как руки: пальцы не стянуты перепонками.

Но не изумительно ли? Во всей зале нет ни одного рисунка, ни одной сцены, где бы было изображено хоть одно насекомое, хоть одно животное.

И вновь по стенам рычажки и рычаги, со многими рядами стульев. Для какой цели этот зал? И чем это облицованы его стены? Розоватый минерал, блестящий, подобно зеркалу, выглядывает в промежутках между картинами, пол выложен плитками такого же минерала. Что за минерал? Повидимому, он однороден и несомненно из породы тяжелых минералов: вот в нем под гладкой поверхностью можно отличить прекрасно образованные кристаллы.

А дверей все-таки нет нигде. Но есть же конец этим дворцовым «проспектам»? Выход из этого заколдованного дворца тоже должен быть...

Профессор долго блуждал по бесконечным залам дворца. По пути ему попадались его обитатели, толпами и в одиночку, все также с хилыми ногами, часть из них с перепончатыми руками, одеты в одинаковые, плотно охватывающие все тело куртки. Несколько раз его внимание останавливали совершенно круглые гладко отполированные башни, вершины которых поднимались, казалось, на недосягаемую высоту. Стенки этих башен сильно дрожали, внутри раздавался сильный гул. Повидимому, башни были полые внутри. Мартынову показалось, что это — гигантские вентиляторы.

Сколько здесь людей? Какое пространство занимает дворец? Чем здесь занимаются? Встречавшиеся ему люди безмолвно глазели на него, изредка только слышались отдельные восклицания.

В одной огромной нише он увидел нечто, похожее на мастерскую. Здесь стоили две машины: одна перерабатывала сероватую массу, которая постепенно превращалась в какую-то плотную ткань, другая ту же ткань отделывала, а из нее выходила точь в точь такая же материя, в которую был наряжен профессор. Около десятка человек суетилось около машин. Машина же складывала готовый материал на маленькую платформу, которая поднятием и опусканием рычага то уходила беззвучно в отверстие в стене, то появлялась вновь, но уже пустая.