Двадцать три раны Цезаря - [36]

Роман растерялся. Как ответить? Ведь он не знал, на чьей территории находится, УНИТА или МПЛА. Кашлянул и осторожно, пытаясь по реакции женщины сразу определить степень грозящей ему опасности, ответил:

— Литовец.

— Ли-то-вец? — старательно по слогам повторила та. — Но вы говорите по-русски?! — с заметным акцентом уточнила она.

— Да! О да! — закивал Роман. — Я говорю по-русски.

Женщина оглядела его.

— Вы не ранены?

— Думаю, что нет. Я очень устал. Я больше месяца пробирался сквозь джунгли. У меня нет сил. Я хочу вернуться в… — здесь он замялся и выбрал обтекаемое понятие, — в Европу.

— Да, конечно, — ответила женщина с красным крестом на значке, который Роман рассмотрел у нее на груди.

В этот момент на трапе появились двое мужчин. Она заговорила с ними по-немецки. Роман чуть не вскрикнул от радости. Он почему-то сразу решил, что это немцы из ФРГ.

— Помогите мне, — произнес он, обращаясь к ним.

Женщина перевела его просьбу. После этого они вместе со служащими аэродрома пошли в здание администрации.

«Только бы они меня никуда не сдали. Только бы довезли до Германии!» — как заклинание твердил Уманцев.

— Вы, наверное, голодны? — спросила женщина и представилась: — Меня зовут Берта.

— Роман, — бросил Уманцев и, не переводя дыхание, произнес: — Да, очень! Я очень голоден.

— У вас есть документы?

— Нет, — сокрушенно опустив голову, ответил он. — Дело в том, что я подхватил лихорадку, и меня в бессознательном состоянии совершенно случайно нашли жители какой-то деревни и выходили. Но вот документы пропали. Вероятно, они взяли их как сувенир.

— Но кто вы? Мне же надо знать, за кого просить.

Роман хотел ответить, но от страха совершить ошибку у него сел голос.

— Я… — просипел он, — инженер Роман Уманцев. Работал… на «Катоке».

Берта остановилась и, сдвинув брови, посмотрела на него.

— Вот как! — тихо воскликнула она и еще решительнее зашагала вперед.

— А вы… вы из Германии? — рискнул узнать у нее Уманцев.

— Да, — ответила Берта, здороваясь за руку с каким-то, по-видимому, местным начальником.

— А из какого города?

— Из Виттенберга, — бросила она, уже разговаривал с приземистым чернокожим мужчиной.

Роман тоскливо оглянулся. Хотелось есть и пить. Но Берта успела отдать распоряжение. Несколько минут спустя появился молодой человек, который предложил жестом последовать за ним. Уманцев насторожено посмотрел на расхаживавших по холлу служащих аэродрома и военных. Встал, сделал пару шагов, ожидая, что сейчас его схватят. Но никто не обратил на него внимания. Молодой человек провел его в соседнюю небольшую комнату, усадил за стол, поставил перед ним несколько лотков, пакетов и бутылку воды. Улыбнулся, пожелал приятного аппетита и ушел. Роману удалось сдержать себя, чтобы не наброситься на еду. Он постарался сохранить лицо. А вдруг за ним наблюдают?! «Можно есть с жадностью, но не как изголодавшаяся свинья», — говорил он себе, в то же время желая побольше запихнуть в рот каких-то дивных бутербродов, пирожных, обильно запивая их, как он успел прочесть на бутылке, кока-колой. О, каким божественным показался ему этот напиток! Поев, он собрал упаковки в самый большой пакет, оставив себе целлофановую оболочку, прикрывавшую лоток с салатом.

В комнату заглянула Берта.

— Я сказала, — быстро начала она, — что у вас больное сердце, что вы нуждаетесь в немедленной госпитализации. Вы можете сыграть приступ?

Роман, не мигая, смотрел на нее.

— Могу, — от волнения шумно сглотнув слюну, ответил он.

— Тогда возвращайтесь на место. И немного погодя начинайте.

Уманцева прошиб пот. Он пожалел, что никогда не участвовал в художественной самодеятельности.

Вернувшись на прежнее место, он постарался припомнить, как ведут себя люди, у которых бывают сердечные приступы. Но, как назло, все его друзья, знакомые, сослуживцы имели здоровое сердце. Тогда ему вспомнился какой-то фильм и он, внутренним зрением следя за актером, всплывшим в его памяти, стал повторять его действия.

Тяжело привалился к спинке стула, приоткрыл рот и принялся жадно глотать воздух, мысленно внушая себе, что должен мертвенно побледнеть. Затем приложил руку к сердцу, сморщился, склонив голову к плечу. Берта, что-то доказывавшая местному начальнику, обернувшись и заметив корчившегося на стуле Уманцева, бросилась к нему.

— Вам плохо? — наклонившись, спросила она.

— Да, — выдавил из себя Уманцев. — Сердце. Опять.

Берта выпрямилась и стала наступать на начальника. Тот сдался, махнув рукой. Берта тут же послала молодого человека из своей команды за носилками. А сама протянула Уманцеву валидол. Уманцев продолжал морщиться и тихо постанывать.

Молодой человек вернулся с двумя санитарами, которые в мгновение ока уложили Романа на носилки и с комфортом доставили на борт самолета. Там уже находилось несколько, по всей вероятности, тяжело раненых.

Роману предложили лечь на аккуратно застеленный голубой простыней матрас. Он лег и приказал себе не смыкать глаз до тех пор, пока самолет не взлетит. Это оказалось невероятно трудно. После обильного и вкусного обеда, после исчезновения постоянно гложущего ощущения опасности до головокружения хотелось спать. Но страх за алмаз каждый раз встряхивал погружавшегося в сон Уманцева.