Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков - [37]

На утро разочарование... Взломал и нашел... документы.

Выругался. Но разобрав их, на дне увидел бумажку в 1000 крон. Она уже тлела, но я ее все-таки продал. Денег не было но появилась уверенность, что дело не блеф. Прибавилась сила и энергия.

Но поздно... Мое дело — «сезонное». Выпал снег. И я остался без работы... Да видно и не судьба была на этот раз довести его до конца...

На дворе стоял крепкий мороз. Было около часу ночи, когда я, вернувшись домой, начал раздеваться, чтобы лечь спать. Стук в дверь... Громкий, настойчивый... Затем маленький перерыв и опять стук.

«Обыск!» — сразу понял я. — «Но по какому делу? Контрреволюция или недавние «дела»? Первое лучше, но если второе, то крышка...»

Я открыл дверь. Впереди управдом и за ним... человек 10 с винтовками. Конвой велик! Берут за «дела»! Предъявили ордер на обыск и арест. Перерыли все, забрали переписку.

— Одевайтесь!

Я оделся и мне дали только двух конвоиров. Остальные отправились в другом направлении. Сразу стало легче. Но в чем дело, я все-таки не понимал.

Если бы мне за полчаса до ареста сказали, что я сегодня буду арестован, то я бы рассмеялся. Когда для этого были все основания, то я находился на свободе. А теперь, арестован? Раскрыто? Не может быть. Но сердце все-таки екало...

Мы пошли по Невскому, свернули на Литейный.

Ясно, что ведут на Шпалерную... Неприятны эти первые моменты после ареста. Особенно ценишь в это время свободу. Явилась усталость, вспомнилась квартира, кровать, захотелось раздеться и лечь спать... А тут в перспективе опять старое. Отвык я от этого.

Привели на Шпалерную... И картина стала ясней. В приемной уже толкалось несколько сонных физиономий и все время приводили новых.

Но я был удивлен тем обществом, в которое я попал. Это были по большей частью люди Нэпа, и только изредка попадались знакомые по Петрограду лица. Приемная набивалась все полней и полней, ее начали разгружать. Часов в 6 утра я попал в камеру. Охать и ахать было нечего. Надо поставить на всем крест, во что бы то ни стало бежать, достать клад и довольно, надоело... Надо уходить за границу. Было досадно, что взяли тебя, как рябчика. Ну ничего, все равно я уйду...

А теперь немедленно спать... «Чем крепче нервы, тем ближе цель». Я откинул койку, лег, и быстро заснул под разговор, суды и пересуды, оханье и аханье той компании, в которую, по воле Г.П.У., я попал на этот раз.

На следующий день из газет выяснилось, что в Петрограде арестована вся накипь Нэпа. Были перечислены все категории — тут были спекулянты валютой, торговцы спиртом и кокаином, кабатчики, шулера, клубные арапы и прочие, «социально опасный» элемент Советской России.

Я был страшно обижен. Ни к одной из этих категорий я себя причислить не мог. Но присмотревшись, я увидел, что и вся компания совсем не то, что ей хотят приписать. Среди нас оказалось несколько офицеров Гвардейских полков, затем несколько почтенных людей, пользовавшихся уважением и в прежнее и в настоящее время. Дальше шли самые официальные советские маклера советской фондовой биржи, владельцы патентованных ресторанов и люди, бывавшие в клубах, которые не только утвердило, но и держало само правительство.

Петроград мал и все эти люди, которых Советская власть называла спекулянтами, кабатчиками, шулерами, кокаинистами — были, по большей части, люди знакомые между собой. Из более или менее откровенных разговоров, я выяснил, что каких-нибудь действительных поводов для их ареста не было. Многие из них были арестованы из-за каких-нибудь личных счетов с отдельными чекистами или просто с провокаторами...

И мне вспомнился случай, который произошел со мной незадолго до ареста: из Москвы в Петроград приехали известные клоуны Бим и Бом. На концерте, который они устраивали, пела моя знакомая. Мы пошли на него большой компанией и сидели в разных местах. Четыре места были в 5-м ряду и на них сели две дамы, мой приятель и я.

Впереди одной из дам сел какой-то тип в новом пальто и шляпе. На сцену вышла наша знакомая певица. Одна из дам, сидевших рядом со мной, хотела ее посмотреть, повертелась на стуле, но не увидев ничего из-за шляпы впереди сидящего типа, вежливо обратилась к нему с просьбой:

«Будьте добры, снимите шляпу».

Он не двинулся...

Она, думая, что он не расслышал, немного громче повторила свою просьбу.— Опять никакого движения. Тогда другая дама обратилась к нему и громко, и отчетливо сказала:

«Вас дама просит снять шляпу»...

Сомнений не было, он слышал, но не хотел исполнить просьбы. Я не выдержал:

«Видал хамов, но такого не встречал»... Громко, так, чтобы он уж наверное слышал, произнес я. После этого он быстро повернулся ко мне, и я увидел физиономию, у которой прямо на лбу написано: «Я с Гороховой».

«Мы с вами потом поговорим». Со злобой сквозь зубы процедил он. Настал антракт. Концерт был испорчен, и дамы настаивали, чтобы уйти... Но было интересно в какой форме этот тип потребует у меня удовлетворения. Он не замедлил это показать...

Мы отошли в сторону и видели, как он прошел куда-то и вернулся в залу с двумя милиционерами. Встал в дверях и глазами начал осматривать зал...