Двадцать лет спустя (часть первая) - [49]

Кроме того, надо сказать, что д’Артаньян, охотно хитривший с лукавым Арамисом и тщеславным Портосом, стыдился кривить душой перед Атосом, человеком прямым и честным. Ему казалось, что если бы он перехитрил Арамиса и Портоса, это заставило бы их только с большим уважением относиться к нему, тогда как Атос, напротив того, стал бы его меньше уважать.

— Ах, зачем здесь нет Гримо, молчаливого Гримо! — говорил д’Артаньян. — Я бы многое понял из его молчания. Гримо молчал так красноречиво!

Между тем в доме понемногу все затихало. Д’Артаньян слышал хлопанье запираемых дверей и ставен. Потом замолкли собаки, отвечавшие лаем на лай деревенских собак; соловей, притаившийся в густой листве деревьев и рассыпавший среди ночи свои мелодичные трели, тоже наконец уснул. В доме слышались только однообразные звуки размеренных шагов над комнатой д’Артаньяна; должно быть, там помещалась спальня Атоса.

«Он ходит и размышляет, — подумал д’Артаньян. — Но о чем? Узнать это невозможно. Можно угадать все, что угодно, но только не это».

Наконец Атос, по-видимому, лег в постель, потому что и эти последние звуки затихли.

Тишина и усталость одолели наконец д’Артаньяна; он тоже закрыл глаза и тотчас же погрузился в сон.

Д’Артаньян не любил долго спать. Едва заря позолотила занавески, как он соскочил с кровати и открыл окна. Сквозь жалюзи он увидел, что кто-то бродит по двору, стараясь двигаться бесшумно. По своей привычке не оставлять ничего без внимания, д’Артаньян стал осторожно и внимательно всматриваться и узнал гранатовый колет и темные волосы Рауля.

Молодой человек — так как это был действительно он — отворил дверь конюшни, вывел гнедую лошадь, на которой ездил накануне, взнуздал и оседлал ее с проворством и ловкостью самого опытного конюха, затем провел лошадь по правой аллее плодового сада, отворил боковую калитку, выходившую на тропинку, вывел лошадь, запер калитку за собой, и д’Артаньян увидел, поверх стены, как он полетел стрелой, пригибаясь под низкими цветущими ветвями акаций и кленов.

Д’Артаньян еще вчера заметил, что эта тропинка вела в Блуа.

«Эге, — подумал гасконец, — этот ветреник уже пошаливает! Видно, он не разделяет ненависти Атоса к прекрасному полу. Он не мог поехать на охоту без ружья и без собак; едва ли он едет по делу, он бы тогда не скрывался. От кого он прячется?.. От меня или от отца?.. Я уверен, что граф — отец ему… Черт возьми! Уж это-то я узнаю, поговорю начистоту с самим Атосом».

Утро разгоралось. Д’Артаньян снова услышал все те звуки, которые замирали один за другим вчера вечером, — все начинало пробуждаться: ожили птицы на ветвях, собаки в конурах, овцы на пастбище; ожили, казалось, даже привязанные к берегу барки на Луаре и, отделясь от берегов, поплыли вниз по течению. Д’Артаньян, чтобы никого не будить, оставался у своего окна, но, заслышав в замке шум отворяемых дверей и ставен, он еще раз пригладил волосы, подкрутил усы, по привычке почистил рукавом своего колета поля шляпы и сошел вниз. Спустившись с последней ступеньки крыльца, он заметил Атоса, наклонившегося к земле в позе человека, который ищет затерянную в песке монету.

— С добрым утром, дорогой хозяин! — сказал д’Артаньян.

— С добрым утром, милый друг. Как провели ночь?

— Превосходно, мой друг; да и все у вас тут превосходно: и кровать, и вчерашний ужин, и весь ваш прием. Но что вы так усердно рассматриваете? Уж не сделались ли вы, чего доброго, любителем тюльпанов?

— Над этим, мой друг, не следует смеяться. В деревне вкусы очень меняются, и, сам того не замечая, начинаешь любить все то прекрасное, что природа выводит на свет из-под земли и чем так пренебрегают в городах. Я просто смотрел на ирисы: я посадил их вчера у бассейна, а сегодня утром их затоптали. Эти садовники такой неуклюжий народ. Ездили за водой и не заметили, что лошадь ступает по грядке.

Д’Артаньян улыбнулся.

— Вы так думаете? — спросил он.

И он повел друга в аллею, где отпечаталось немало следов, подобных тем, от которых пострадали ирисы.

— Вот, кажется, еще следы, посмотрите, Атос, — равнодушно сказал д’Артаньян.

— В самом деле. И еще совсем свежие!

— Совсем свежие, — подтвердил д’Артаньян.

— Кто мог выехать сегодня утром? — спросил с тревогой Атос. — Не вырвалась ли лошадь из конюшни?

— Не похоже, — сказал д’Артаньян, — шаги очень ровные и спокойные.

— Где Рауль? — воскликнул Атос. — И как могло случиться, что я его не видел!

— Ш-ш, — остановил его д’Артаньян, приложив с улыбкой палец к губам.

— Что здесь произошло? — спросил Атос.

Д’Артаньян рассказал все, что видел, пристально следя за лицом хозяина.

— А, теперь я догадываюсь, в чем дело, — ответил Атос, слегка пожав плечами. — Бедный мальчик поехал в Блуа.

— Зачем?

— Да затем, бог мой, чтобы узнать о здоровье маленькой Лавальер. Помните, той девочки, которая вывихнула себе ногу?

— Вы думаете? — недоверчиво спросил д’Артаньян.

— Не только думаю, но уверен в этом, — ответил Атос. — Разве вы не заметили, что Рауль влюблен?

— Что вы? В кого? В семилетнюю девочку?

— Милый друг, в возрасте Рауля сердце бывает так полно, что необходимо излить его на что-нибудь, будь то мечта или действительность. Ну а его любовь — то и другое вместе.