Двадцать лет спустя. Часть 1 - [17]

— Вы видите, что я говорю с вами от ее имени. Отвечайте же мне, не разыгрывайте комедии. Я вам уже сказал и снова повторяю: дело идет о вашей судьбе.

— Действительно, монсеньер, мне совершенно необходимо позаботиться о своей судьбе. Вы, ваше преосвященство, так давно не вспоминали обо мне!

— Довольно недели, чтобы наверстать потерянное. Итак, вы сами здесь, ну а где ваши друзья?

— Не знаю, монсеньер.

— Как, не знаете?

— Не знаю; мы давно расстались, так как они все трое покинули военную службу.

— Но где вы их найдете?

— Там, где они окажутся. Это уж мое дело.

— Хорошо. Ваши условия?

— Денег, монсеньер, денег столько, сколько потребуется на наши предприятия. Я слишком хорошо помню, какие препятствия возникали иной раз перед нами из-за отсутствия денег, и не будь этого алмаза, который я был вынужден продать, мы застряли бы в пути.

— Черт возьми! Денег! Да к тому же еще много! — сказал Мазарини. — Вот чего вы захотели, господин офицер. Знаете ли вы, что в королевской казне нет денег?

— Тогда сделайте, как я, монсеньер: продайте королевские алмазы; но, верьте мне, не стоит торговаться: большие дела плохо делаются с малыми средствами.

— Хорошо, — сказал Мазарини, — мы постараемся удовлетворить вас.

«Ришелье, — подумал д’Артаньян, — уже дал бы мне пятьсот пистолей задатку».

— Итак, вы будете мне служить?

— Да, если мои друзья на то согласятся.

— Но в случае их отказа я могу рассчитывать на вас?

— В одиночку я еще никогда ничего не делал путного, — сказал д’Артаньян, тряхнув головой.

— Так разыщите их.

— Что мне сказать им, чтоб склонить их к службе вашему преосвященству?

— Вы их знаете лучше, чем я. Обещайте каждому в зависимости от его характера.

— Что мне пообещать?

— Если они послужат мне так, как служили королеве, то моя благодарность будет ослепительна.

— Что мы будем делать?

— Все, потому что вы, по-видимому, способны на все.

— Монсеньер, доверяя людям и желая, чтобы они доверяли нам, надо осведомлять их лучше, чем это делает ваше преосвященство…

— Когда наступит время действовать, — прервал его Мазарини, — будьте покойны, вы все узнаете.

— А до тех пор?

— Ждите и ищите ваших друзей.

— Монсеньер, их, может быть, нет в Париже, это даже весьма вероятно. Мне придется путешествовать. Я ведь только бедный лейтенант, мушкетер, а путешествия стоят дорого.

— В мои намерения не входит, — сказал Мазарини, — чтобы вы появлялись с большой пышностью, мои планы нуждаются в тайне и пострадают от слишком большого числа окружающих вас людей.

— И все же, монсеньер, я не могу путешествовать на свое жалованье, так как мне задолжали за целых три месяца; а на свои сбережения я путешествовать не могу, потому что за двадцать два года службы я копил только долги.

Мазарини задумался на минуту, словно в нем происходила сильная борьба; потом, подойдя к шкафу с тройным замком, он вынул оттуда мешок и взвесил его на руке два-три раза, прежде чем передать д’Артаньяну.

— Возьмите, — сказал он со вздохом, — это на путешествие.

«Если тут испанские дублоны или хотя бы золотые экю, — подумал д’Артаньян — то с тобой еще можно иметь дело».

Он поклонился кардиналу и опустил мешок в свой просторный карман.

— Итак, решено, — продолжал кардинал, — вы едете…

— Да, монсеньер.

— Пишите мне каждый день, чтобы я знал, как идут ваши переговоры.

— Непременно, монсеньер.

— Отлично. Кстати, как зовут ваших друзей?

— Как зовут моих друзей? — повторил д’Артаньян, не решаясь довериться кардиналу вполне.

— Да. Пока вы ищете, я наведу справки, со своей стороны, и, может быть, кое-что узнаю.

— Граф де Ла Фер, иначе Атос; господин дю Валлон, или Портос, и шевалье д’Эрбле, теперь аббат д’Эрбле, иначе Арамис.

Кардинал улыбнулся.

— Младшие сыновья древних родов, — сказал он, — поступившие в мушкетеры под вымышленными именами, чтобы не компрометировать своих семей!

Длинная шпага и пустой кошелек, — нам это знакомо.

— Если, бог даст, эти шпаги послужат вам, монсеньер, — отвечал д’Артаньян, — то осмелюсь пожелать, чтобы кошелок вашего преосвященства стал полегче, а их бы потяжелел, потому что с этими тремя людьми и со мной в придачу вы, ваше преосвященство, перевернете вверх дном всю Францию и даже всю Европу, если вам будет угодно.

— В хвастовстве гасконцы могут потягаться с итальянцами, — сказал, смеясь, Мазарини.

— Во всяком случае, — сказал д’Артаньян, улыбаясь так же, как кардинал, — они превзойдут их в бою на шпагах.

И он вышел, получив отпуск, который тут же был ему выписан и подписан самим Мазарини.

Едва очутившись во дворе, он подошел к фонарю и поспешно заглянул в мешок.

— Серебро! — презрительно проговорил он. — Так я и думал! Ах, Мазарини, Мазарини, ты мне не доверяешь, — тем хуже для тебя, это принесет тебе несчастье.

Между тем кардинал потирал себе руки от удовольствия.

— Сто пистолей, — пробормотал он, — сто пистолей! Сто пистолей — и я владею тайной, за которую Ришелье заплатил бы двадцать тысяч экю! Не считая этого алмаза, — прибавил он, бросая любовные взгляды на перстень, который оставил у себя, вместо того чтобы отдать д’Артаньяну, — не считая этого алмаза, который стоит самое меньшее десять тысяч ливров.