Двадцать лет спустя. Часть 1 - [137]

Посылаю вам ключ от нее.

Обнимите Портоса от имени Арамиса и моего. До свиданья, а может быть, прощайте».

Письмо это он послал с Блезуа.

В условленный час Арамис явился. Он был одет для дороги, со шпагой на боку — той старой шпагой, которую он так часто обнажал и которую теперь особенно стремился обнажить.

— Вот что, — сказал он, — я думаю, напрасно мы уезжаем так, не оставив хоть несколько прощальных строк Портосу и д’Артаньяну.

— Все уже сделано, дорогой друг, — ответил Атос, — я подумал об этом и простился с ними за вас и за себя.

— Вы удивительный человек, дорогой граф, — воскликнул Арамис, — вы ничего не забываете!

— Ну что, вы примирились с вашим путешествием?

— Вполне, и теперь, обдумав все, я даже рад, что покидаю Париж на это время.

— И я тоже, — сказал Атос. — Я только жалею, что не мог обнять д’Артаньяна, но этот дьявол хитер и, наверное, догадался бы о наших планах.

Они кончали ужинать, когда вернулся Блезуа.

— Сударь, вот ответ от господина д’Артаньяна, — сказал он.

— Но ведь я не просил ответа, дурак, — возразил Атос.

— Я и не ждал ответа, но он велел меня вернуть и вручил мне вот это.

С этими словами Блезуа подал маленький, туго набитый, звенящий кожаный мешочек.

Атос раскрыл его и сначала вынул оттуда следующую записку:

«Дорогой граф!

Лишние деньги в путешествии не помешают, в особенности если путешествие затевается месяца на три. Вспомнив наши прежние тяжелые времена, посылаю вам половину моих наличных денег: это на тех, что мне удалось вытянуть у Мазарини, поэтому умоляю вас, не тратьте их на какое-нибудь уж очень дрянное дело.

Я никак не верю тому, чтобы мы могли вовсе больше не увидеться. С вашим сердцем и вашей шпагой пройдешь везде. Поэтому до свиданья, а не прощайте. Рауля я полюбил с первой встречи, как родного сына. Тем не менее искренне молю небо, чтобы мне не пришлось стать ему отцом, хотя я и гордился бы таким сыном.

Ваш д’Артаньян.

P.S. Само собой разумеется, что пятьдесят луидоров, которые я вам посылаю, предназначаются как вам, так и Арамису, как Арамису, так и вам».

Атос улыбнулся, и его красивые глаза затуманились слезой. Значит, д’Артаньян, которого он всегда любил, любит его по-прежнему, хотя и стал мазаринистом!

— Честное слово, тут пятьдесят луидоров, — сказал Арамис, высыпая деньги из кошелька на стол, — и все с портретом Людовика Тринадцатого! Что вы намерены с ними делать, граф, оставите или отошлете обратно?

— Конечно, оставлю, Арамис. Даже если б я не нуждайся в деньгах, и то оставил бы их. Что предлагается от чистого сердца, надо принимать с чистым сердцем. Возьмите себе двадцать пять, а остальные двадцать пять дайте мне.

— Отлично. Я очень рад, что вы одного мнения со мной Ну что же, в дорогу?

— Хоть сейчас, если желаете. Но разве вы не берете с собой слугу?

— Нет, этот дуралей Базен имел глупость, как вы знаете, сделаться причетником в соборе и теперь не может отлучиться.

— Хорошо, вы возьмете Блезуа, который мне не нужен, так как у меня есть Гримо.

— Охотно, — ответил Арамис.

В эту минуту Гримо появился на пороге.

— Готово, — произнес он со своей обычной краткостью.

— Итак, едем, — сказал Атос.

Лошади были действительно уже оседланы, слуги тоже готовы были тронуться в путь.

На углу набережной они повстречали запыхавшегося Базена.

— Ах, сударь, — воскликнул он, — слава богу, что я поспел вовремя.

— В чем дело?

— Господин Портос только что был у вас и оставил вам вот это, сказав, что надо передать вам спешно и непременно до вашего отъезда.

— Хорошо, — сказал Арамис, принимая от Базена кошелек. — Что же это такое?

— Подождите, господин аббат, у меня есть письмо.

— Я уже сказал тебе, что если ты еще раз назовешь меня иначе, чем шевалье, я тебе все кости переломаю! Давай письмо!

— Как же вы будете читать? — спросил Атос. — Ведь здесь темно, как в погребе.

— Сейчас, — сказал на это Базен и, вынув огниво, зажег витой огарок, которым зажигал свечи в соборе.

Арамис распечатал письмо и прочел:

«Дорогой д'Эрбле!

Я узнал от д'Артаньяна, передавшего мне привет от вас и от графа де Ла Фер, что вы отправляетесь в экспедицию, которая продолжится месяца два или три. Так как я знаю, что вы не любите просить у друзей, то предлагаю вам сам. Вот двести пистолей, которыми вы можете располагать и которые вы возвратите, когда вам будет угодно. Не бойтесь стеснить меня: если мне понадобятся деньги, я могу послать за ними в любой из моих замков. В одном Брасье у меня лежит двадцать тысяч ливров золотом. Поэтому если я не посылаю вам больше, то только из опасения, что большую сумму вы откажетесь принять. Обращаюсь к вам потому, что, как вы знаете, я немного робею невольно перед графом де Ла Фер, хотя люблю его от всего сердца. То, что я предлагаю вам, само собой разумеется, я предлагаю и ему.

Преданный вам, в чем, надеюсь, вы не сомневаетесь,

дю Валлон де Брасъе де Пьерфон».

— Ну, — промолвил Арамис, — что вы на это скажете?

— Я скажу, дорогой д’Эрбле, что было бы почти грешно сомневаться в провидении, имея таких друзей.

— Итак?

— Итак, разделим пистоли Портоса, как мы разделили уже луидоры д’Артаньяна.

Дележ был произведен при свете витой свечки Базена, и оба друга отправились дальше.