Двадцать лет спустя. Часть 1 - [121]

— Мужайтесь, ваше величество, — сказал лорд Винтер.

— Но уверены ли вы, — с сомнением сказала королева, — что вас не опередили враги короля?

— Кто, например? — спросил лорд Винтер.

— Разные Джойсы, Приджи, Кромвели.

— Портные, извозчики, пивовары! О ваше величество, я надеюсь, что кардинал не собирается вступать в союз с подобными людьми.

— А кто он сам? — сказала королева Генриетта.

— Но ради чести короля, чести королевы…

— Хорошо. Будем надеяться, что он сделает что-нибудь ради их чести. Преданный друг всегда красноречив, милорд, и вы почти успокоили меня. Подайте мне руку и отправимся к министру.

— Ваше величество, — возразил лорд Винтер, склоняясь перед королевой, — вы оказываете мне слишком большую честь.

— Но что, если он откажет, — сказала королева Генриетта, остановившись, — а король проиграет битву?

— Тогда его величество найдет приют в Голландии, где, как я слышал, находится его высочество принц Уэльский.

— А может ли король рассчитывать, что у него много таких слуг, как вы, чтобы помочь ему спастись?

— Увы, немного, ваше величество, — сказал лорд Винтер, — но мы все предусмотрели, и я явился за союзниками во Францию.

— За союзниками! — произнесла королева, качая головой.

— Ваше величество, — возразил лорд Винтер, — только бы мне найти моих старых друзей, и я ручаюсь за успех.

— Хорошо, милорд, — произнесла королева с мучительным сомнением человека, долго находившегося в несчастий. — Едемте — и да услышит вас бог.

Королева села в карету. Лорд Винтер, верхом, в сопровождении двух лакеев, поехал рядом.

ГЛАВА 40 Письмо Кромвеля

В ту минуту, как королева Генриетта выезжала из монастыря кармелиток, направляясь в Пале-Рояль, какой-то всадник сошел с коня у ворот королевского дворца и объявил страже, что имеет сообщить нечто важное кардиналу Мазарини.

Хотя кардинал и был очень труслив, все же доступ к нему был сравнительно легок: он часто нуждался в разных указаниях и сведениях со стороны.

Действительные затруднения начинались не у первой двери; да и вторую тоже можно было легко пройти, но зато у третьей, кроме караула и лакеев, всегда бодрствовал верный Бернуин, цербер, которого нельзя было умилостивить никакими словами, как и нельзя было околдовать никакой веткой, хотя бы золотой.

Итак, каждый, кто просил или требовал у кардинала аудиенции, у третьей двери должен был подвергнуться форменному допросу.

Всадник, привязав свою лошадь к решетке двора, поднялся по главной лестнице и обратился к караулу в первой зале.

— Проходите дальше, — отвечали, не поднимая глаз, караульные, занятые игрою кто в карты, кто в кости, и очень довольные случаем показать, что лакейские обязанности их не касаются.

Незнакомец прошел в следующую залу. Эта зала охранялась мушкетерами и лакеями.

Незнакомец повторил свой вопрос.

— Есть у вас бумага, дающая право на аудиенцию? — спросил один из придворных лакеев, подходя к просителю.

— У меня есть письмо, но не от кардинала Мазарини.

— Войдите и спросите господина Бернуина, — сказал служитель и отворил дверь в третью комнату.

Случайно ли в этот раз, или это было его обычное место, но за дверью как раз стоял сам Бернуин, который, конечно, все слышал.

— Я, сударь, тот, кого вы ищете, — сказал он. — От кого у вас письмо к его высокопреосвященству?

Бернуин.

— От генерала Оливера Кромвеля, — отвечал вновь прибывший. — Сообщите это его высокопреосвященству и спросите, может ли он принять меня.

Он стоял с мрачным и гордым видом, свойственным пуританам.

Бернуин, осмотрев молодого человека испытующим взглядом с ног до головы, вошел в кабинет кардинала и передал ему слова незнакомца.

— Человек с письмом от Оливера Кромвеля? — переспросил кардинал. — А как он выглядит?

— Настоящий англичанин, монсеньер, светловолосый с рыжеватым оттенком, скорее рыжий, с серо-голубыми, почти серыми глазами; воплощенная надменность и непреклонность.

— Пусть он передаст письмо.

— Монсеньер требует письмо, — сказал Бернуин, возвращаясь из кабинета в приемную.

— Монсеньер получит письмо только от меня, из рук в руки, — отвечал молодой человек, — а чтобы вы убедились, что у меня действительно есть письмо, вот оно, смотрите.

Бернуин осмотрел печать и, увидев, что письмо действительно от генерала Оливера Кромвеля, повернулся, чтобы снова войти к Мазарини.

— Прибавьте еще, — сказал ему молодой человек, — что я не простой гонец, а чрезвычайный посол.

Бернуин вошел в кабинет и через несколько секунд возвратился.

— Войдите, сударь, — сказал он, отворяя дверь.

Все эти хождения Бернуина взад и вперед были необходимы Мазарини, чтобы оправиться от волнения, вызванного в нем известием о письме Кромвеля. Но, несмотря на всю проницательность, он все-таки не мог догадаться, что заставило Кромвеля вступить с ним в сношения.

Молодой человек показался на пороге его кабинета, держа шляпу в одной руке, а письмо в другой.

Молодой человек показался на пороге его кабинета, держа шляпу в одной руке, а письмо в другой.

Мазарини встал.

— У вас, сударь, — сказал он, — есть верительное письмо ко мне?

— Да, вот оно, монсеньер, — отвечал молодой человек.

Мазарини взял письмо, распечатал его и прочел: