Два соловья - [4]
— Спасибо, спасибо, небесная птица! — говорил император, — я тебя изгнал из своей империи, а ты отогнала смерть от моей груди. Чем могу я тебя отблагодарить за это?
— Ты уже вознаградил меня, когда заплакал, слушая мою песню. Слезы, вызванные у людей, — единственная награда, достойная певчей птицы. Спи, император, спи, я буду петь для тебя.
И под трели соловья больной начал засыпать здоровым сном. Когда он проснулся, солнце светило через окно как живое золото. Никто из слуг, никто из мандаринов не приходил к нему. Все думали, что он умер. Только соловей был у его ложа, только соловей пел.
— Ты всегда будешь рядом со мной! Будешь жить во дворце и будешь петь, когда пожелаешь. А я искусственную птицу разобью на тысячу кусочков!
— Император, не разбивай ее, она тебе хорошо служила, пока могла. Я не могу жить во дворце, не могу вить свое гнездо при дворе, но буду прилетать к дереву возле твоего окна и буду петь тебе ночью, чтобы тебе снились счастливые сны. Буду петь о добрых и плохих, о страждущих и счастливых. Рыбаки меня ждут в своих бедных хижинах на берегу моря. Я должен быть верен рыбакам. Я буду прилетать петь ночью, если ты мне пообещаешь только одно.
— Обещаю! — сказал император, который поднялся с ложа, одетый в свой халат. В руке он держал большой золотой меч.
— Не говори никому, что у тебя есть птица-друг, которая все тебе рассказывает, иначе они отравят воздух, которым я дышу.
И соловей улетел, разливаясь трелью.
Внезапно в комнату вошли мандарины, вслед за главным мандарином. Они хотели посмотреть на мертвого императора, а он стоял перед ними в своем императорском халате, прижав руки к сердцу. И слышно было пение соловья, как смех.
— Тзинг-пе! Тзинг-пе! — произнес главный мандарин, сделал восемнадцать кругов с поднятыми руками и бросился на землю, касаясь лбом ног императора. И у коленопреклоненных мандаринов косы тряслись на спине.
