Два шага на небеса - [37]

Я зашел в душевую. На полочке над рукомойником в герметичных упаковках лежало все необходимое для ухода за собой: зубная щетка, паста, станок для бритья, баллончик с пеной, маникюрные ножницы. Я взял ножницы, зачесал челку на лицо и стал безжалостно кромсать ее. Это была мучительная операция; ножницы, предназначенные для ногтей, с трудом справлялись с густым чубом. Но я продолжал с остервенением оболванивать себя, затем выровнял кривой срез станком, причесался на новый манер и критически осмотрел себя. Чучело гороховое! Пародия на Валерку!

Обрезанный чуб я спустил в унитаз, убрал все следы преступления и в раковине замочил грязную рубашку. Как только сел в кресло и раскрыл рекламный буклет, в дверь постучали.

В каюту вошли женщина и мужчина в форме. Женщина сразу же направилась к столу, села на край кровати и раскрыла паспорт. От ее пронзительного взгляда внутри у меня все похолодело. «Я Нефедов, я Нефедов», – повторял я в уме. Секунду или две женщина не сводила с меня глаз, затем опустила голову, нашла в паспорте свободную страничку и влепила туда выездную печать.

У меня отлегло от сердца. «Неужели так все просто?» – думал я. Мужчина, заглянув в туалет и шкаф, мимоходом спросил, есть ли у меня наркотики и оружие, после чего контролеры по очереди пожелали мне приятного путешествия и удалились. Когда дверь за ними закрылась, я повалился на кровать лицом вниз и лежал до тех пор, пока не почувствовал, как яхта плавно отчалила от сторожевого катера.

Вскочив, я кинулся к иллюминатору, попытался его открыть, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но кольцевая рама крепко держалась на болтах, которые можно было отвинтить лишь гаечным ключом. Впрочем, воздух мне был вовсе не нужен, в каюте работал кондиционер, просто эмоциям в моей душе было настолько тесно, что ей требовался простор. Было еще одно испытанное средство высвободить душу из плена, и я раскрыл дверцу холодильника.

«Значит, я подменил Валеру», – думал я, расхаживая по каюте между треугольным столом и душевой кабиной и отхлебывая из бутылки кипрское монашеское вино «Коммандария». Крепкое и очень сладкое, оно вмиг просветлило мысли и смыло с меня остатки напряжения и неуверенности. Меня ждала работа, которую мне пытался навязать Нефедов. Но, как ни странно, я испытывал огромное желание приступить к ней как можно быстрее. Судьбе было угодно, чтобы с некоторыми действующими лицами этой истории я встретился раньше, чем Нефедов приехал в Крым. Я чувствовал, что события на ночном шоссе и в обесточенном кемпинге были прелюдией к тому, что меня ожидало на «Пафосе». Уже только прелюдия была полна загадок, и от предчувствия жестокого водоворота, в который мне предстояло окунуться, учащенно билось сердце и невольно сжимались кулаки.

Я сел на стол, глядя в иллюминатор, где в туманной дали таяла скала, коронованная «Ласточкиным гнездом». Внезапно волна нежной грусти окатила сердце. Я вытащил из чехла мобильный телефон, вставил в него аккумулятор и позвонил Зинаиде.

– Я плыву на Кипр, – сказал я, как только услышал голос домработницы.

– Надолго, Кирилл Андреевич? – бесстрастным голосом спросила женщина, привыкшая за время работы в моем доме ничему не удивляться.

– На две недели.

– Кому предназначена эта информация?

– Всем.

* * *

Рубашку я сушил феном, повесив ее на «плечики» в платяном шкафу. Масляные пятна отстирались, и шелк отливал снежной белизной. До прибытия на Кипр мне следовало бережно относиться к своей одежде, так как никакой смены у меня с собой не было. Красное вино, например, отстирать будет весьма проблематично, думал я. А кровь тем более. Впрочем, кровь лучше исключить совсем.

В дверь постучали. Я успел накинуть на себя рубашку и застегнуть пуговицы на рукавах. На пороге стояла девушка, которую я видел на палубе в тельняшке и с ведром в руках. Сейчас она была одета на манер английского матроса: в синюю форму с широким отложным воротником в полоску, подпоясанную белым ремнем, и черные ботинки с короткими белыми голенищами. «Матрос» принес с собой нежный фиалковый аромат.

– Добрый вечер! – приветствовала она меня на сносном русском. – Меня зовут Лора Кид. Господин капитан приглашает вас на торжественный ужин, посвященный началу круиза. Кают– компания расположена в носовой части яхты, в торце коридора.

С благодарностью за оказанную мне любезность я тотчас полез в карман за чаевыми, но девушка, догадавшись о моих благих намерениях, отрицательно покачала головой и весьма недурно улыбнулась. На ее щеках проступил румянец, словно девушка встала близко к камину.

– Благодарю, – произнесла она, стараясь придать голосу оттенок учтивой строгости, что в ее понимании было обязательным атрибутом должностного лица, и с ученическим любопытством стала рассматривать мой нос, брови, губы. – Давать мне чаевые не полагается… Отец запрещает.

– Ах, отец! – с уважением в голосе протянул я, чувствуя, что тоже краснею, и смял купюру в кулаке. Прежде чем соваться в нормальное общество, подумал я, надо было повторить правила хорошего тона.

Мы стояли друг против друга с румяными лицами. Девушка ощутила мой взгляд так, будто я дотронулся до ее лица ладонью. Она невольно отступила на шаг и, желая удостовериться, что с прической все в порядке, коснулась пальцами своей челочки, которая радужной упругой волной ниспадала ей на лоб. Ее маленький нос, как и верхняя губа, был слегка вздернут, что придавало ее лицу выражение озорного веселья, и вся она в своем милом старании соответствовать форме и должности напоминала звеньевую на торжественной линейке в пионерском лагере, когда по шесту взвивается флаг в честь ее отряда, победившего в соревновании по выращиванию кроликов.