Два семестра - [60]

Девочка послушно встала и, вынув из сумки коробочку с пластилином, села в угол на кресло и принялась лепить, быстро перебирая пальчиками.

Сильвия подошла к ней, заинтересованная быстротой движений, но девочка застеснялась, смяла пластилин. Сильвия, оставив ее в покое, взяла чайник, чтобы унести его в кухню и долить. И вдруг краем глаза увидела нечто невероятное: Нина Васильевна на миг прильнула головой к плечу Гатеева. И миг-то был довольно долгий... Пожалуй, можно было сосчитать до трех.

Долив в кухне чайник, Сильвия вернулась. Нина Васильевна посмотрела на нее блуждающим взором и засмеялась. Вика в кресле прилежно лепила.

—      Разрешите встать... — сказал Алексей Павлович и пересел на диван. Выражение у него было слегка озадаченное, но благосклонное.

—      А мне пора, — промолвила Нина Васильевна. — Нет, нет, больше никакого чаю... Виктория, я на тебя надеюсь!

—      Не потеряй опять сумку, — сказала Виктория. Пальцы ее продолжали мять пластилин, ресницы вздрагивали.

—      Завтра непременно сходи к Олимпию!

По щеке девочки покатилась крупная слеза. Она ее вытерла очень быстро, ладонью, и снова принялась лепить.

—      Алексей Павлович! А ведь мы с вами почти соседи, — проворковала Нина Васильевна, роясь в сумочке, где деньги были перемешаны с конфетными бумажками и пересыпаны пудрой. — Вика, это тебе на расходы. Вот я сюда кладу, на тетин письменный стол... И дождь перестал, Алексей Павлович...

—      Конечно, мне тоже пора, — сказал Гатеев, поднимаясь.

—      Вика, ты смотри! У Олимпия, наверно, чулки прохудятся, купишь новые. Прощай, я тебе письмо напишу... — Она рассеянно чмокнула девочку, та не шелохнулась. — Уж вы извините, Сильвия Александровна, не сердитесь...

Гатеев церемонно, за руку, попрощался с Викой, что было очень оценено, — она сделала книксен и светски улыбнулась.

Светски улыбнулась и Сильвия, провожая гостей. Дверь за ними наконец захлопнулась, и можно было идти к Вике. Девочка подняла на нее виноватые глаза.

—      Ну, что же тут у тебя?

Вика протянула ей свою работу: круглая подставочка из зеленого пластилина, а на ней группа маленьких фигурок. Сильвия, подойдя ближе к лампе, с удивлением разглядела все, что было на подставочке. Посередине группы стоял хромой человечек — одна нога вдвое короче другой, а вокруг него зверюшки — лиса, медвежонок, котята, птица, похожая на цаплю. Выразительность и чистота линий... Не верилось, что это сделали руки ребенка.

—      Сколько тебе лет, Вика?

—      Скоро будет девять, уже очень скоро.

—      А что это за человечек?

Девочка не ответила. Сильвия разглядывала красную шляпу хромого с крошечным синим пером на тулье и снова дивилась чистоте и тщательности работы. Руки у человечка вытянуты вперед, пальцы растопырены...

—      Вика, а зачем он вытянул руки?

—      Он колдует, он заколдовал девочек. Это около него были девочки раньше.

—      А почему он хромой?

—      Он колдун-инвалид, — ответила Вика. Голосок у нее дрогнул.

—      Вот оно что... — вздохнув, сказала Сильвия и поставила группу на письменный стол.

У Вики, очевидно, промокли ноги, на полу возле кресла виднелись грязные следы. Сильвия увела ее в кухню; там соседка, добродушная пожилая женщина, топила плиту. Она заохала над девочкой, хотя Сильвия изложила историю ее появления в самых веселых тонах: маме надо поехать в Таллин, и мама скоро вернется. Вдвоем они помогли Вике вымыться, причем та рассказала, что дома она сама умывает Олимпия.

—      Шмидты его умоют, — неуверенно сказала она, вытирая ноги.

—      А кто там у этих Шмидтов? — спросила Сильвия.

—      У них очень хорошо, у них папа, мама, бабушка и дети. Они все один раз женились.

Принесли в кухню чемодан, нашли там среди учебников чулки, надели домашние туфли Сильвии, и тогда лишь заметили, что девочка совсем сонная, еле держит глаза открытыми.

—      Мы с мамой вчера очень долго не спали, мы обсуждали насчет Таллина...

Соседка заохала еще больше и, отстранив Сильвию, сама уложила Вику у себя в комнате — там стояла детская кровать.

—      Это внучкина, — объясняла она девочке, — у меня есть в Таллине внучка, Катрин, она ко мне на праздники приезжает и в этой кроватке спит. Это ее одеяльце, голубенькое, а на подушке, вот увидишь, всегда снится интересный сон...

Под разговор о внучке Вика тотчас же заснула, улыбаясь.

Придя в свою комнату, Сильвия минуту простояла там у стола — в состоянии, противоположном раздумью, затем поспешно оделась и вышла на улицу.

Там помрачение нахлынуло на нее еще сильнее, и она уже не чувствовала нелепости своего плана — план-то все-таки был, но нарисованный сумасшедшим чертежником... На повороте показался зеленый глазок, Сильвия подняла руку, шофер затормозил. Поехали...

Вот здесь остановиться... Удивительно, что в кармане есть кошелек с мелочью, могло и не быть. Шофер укатил довольный — значит, достаточно.

Весь ряд окон на втором этаже освещен, в окне Нины Васильевны тоже свет... В котором часу идет поезд на Таллин? Да нет, она, кажется, сказала, что едет утром...

Сколько минут можно стоять и смотреть на чужое окно? Ничего, прохожих мало, никто не обращает внимания.