Два Сэма. Истории о призраках - [6]

— А куда мы идем? — резко спросила Келли Мэк.

Последнее время мы все ее просто достали.

Ее достал Стефан.

— Ага… — отозвался я, пытаясь подбодрить сам себя.

Мне не хотелось мазать мылом стекла в чужих машинах, или кидать камни в дорожные знаки, или пугать детвору, собирающую сладости на Хэллоуин, но мы за этим и вышли. И с этим уже ничего было не поделать.

Стефан прикрыл глаза, запрокинул голову, глубоко и шумно вдохнул и задержал дыхание. На вид он казался почти спокойным. Не припомню, видел ли я его когда-нибудь таким. Это меня потрясло. Потом он протянул перед собой нервно подрагивающую руку и указал на меня.

— Знаете ли вы, для чего бьет тот колокол? — спросил он поставленным голосом, здорово изобразив акцент.

Я всплеснул руками.

— Тот колокол, — заунывно прогудел я, стараясь как можно точнее изобразить тот же голос, и сестры Мэк смотрели на нас во все глаза, в оцепенении, отчего моя злорадная улыбка расползалась еще шире, — пробуждает мертвых.

— Что вы там бормочете? — спросила Келли у Стефана, а Дженни не сводила с меня зеленых, как море, пытливых глаз.

— Ты знаешь мистера Паарса? — спросил я ее.

Но, конечно же, она не знала. Семейство Маков переехало сюда меньше полутора лет назад, а я не видел мистера Паарса гораздо дольше. Не считая, конечно, ночи с колоколом. Я взглянул на Стефана. Он ухмылялся так же широко, как ухмылялся, чувствовалось, и я сам. Он кивнул мне. Мы очень давно дружим, понял я. Почти половину моей жизни.

Конечно, вслух я этого не говорил.

— Давным-давно, — продолжил я, ощущая себя хранителем маяка, рыбаком, каким-нибудь сказителем, живущим у моря, — жил этот человек. Древний седой старик. Он ел пахучую треску, я даже не знаю, какая она на вкус, шатался по окрестностям, и его все боялись.

— У него была такая трость, — добавил Стефан, и я подождал, чтобы он продолжил рассказ, но он не стал.

— Вся черная, — продолжал я, — как будто чешуйчатая. В каких-то зазубринах или вроде того. И у него на этой трости была серебряная собачья голова, с клыками, как у добермана…

— Вообще-то… — сказала Келли, тогда как Дженни, казалось, была увлечена рассказом.

— Он любил колотить ею людей. Детей. Бездомных бродяг. Любого, кто попадался ему на пути. Он бродил по Пятнадцатой улице и всех пугал. Два года назад, в первый Хэллоуин, когда нас отпустили одних, почти в то же время, что и сейчас, мы со Стефаном заметили, как он вышел из оружейного магазина. Его там уже нет, там сейчас пустырь, это рядом с тем местом, где раньше был кинотеатр. В общем, мы его там увидели и проследили за ним до его дома.

Стефан махнул нам рукой, чтобы мы шли к шлюзам. И снова я ждал, но когда он взглянул на меня, его ухмылка исчезла. У него было обычное выражение лица, и он ничего не сказал.

— Он живет вон там, — указал я на юг в сторону Пролива, — дальше, за теми домами. Там, где уже кончается улица. Почти у самой воды.

Мы отправились в сторону шлюзов, в парк. Сосновая аллея была пуста, не считая нескольких бездомных бродяг, завернувшихся в рваные куртки и газеты, как только ночь накрыла город, и мрак заколыхался вокруг нас под порывами ветра, будто стены палатки. На затянутых темной мглой деревьях сидели на ветках черные молчаливые дрозды, похожие на горгулий.

— Рядом с домом мистера Паарса нет других домов, — сказал я. — Улица переходит в грязную тропинку, и там всегда сыро, потому что рядом вода, большие, заросшие сорняками пустыри и пара сараев. Я не знаю, что в них. В общем, прямо там, где кончается тротуар, мы со Стефаном немного поотстали и чуть поболтались около последнего дома, пока мистер Паарс не добрался до своего двора. Помнишь тот двор, Стефан?

Вместо того чтобы ответить, Стефан повел нас между низких каменных построек к каналу, где мы смотрели, как вода поглощает последние лучи дневного света, будто какой-то чудовищный кит, заглатывающий планктон. Единственными судами были две покрытые чехлами парусные лодки с убранными веслами, которые качались на волнах, бивших им в борта. Единственный человек, которого я увидел, стоял на корме ближайшей к нам лодки; его голову покрывал капюшон промасленной непромокаемой зеленой куртки, а лицо было повернуто в сторону моря.

— Думаешь, я смогу попасть в него отсюда? — спросил Стефан, а я вздрогнул и взглянул на его кулаки, ожидая увидеть зажатые в них камни, но он просто спрашивал. — Ладно, давай расскажи им про то, что было дальше, — велел он мне.

Я бросил взгляд в сторону сестер и оторопел, увидев, что они испуганно держатся за руки, прижавшись к ограде канала, хотя смотрят на нас, а не на воду.

— Да закончи же наконец свою историю, — попросила Келли, но Дженни только посмотрела на меня, приподняв брови.

За ее спиной пикировали чайки, сносимые порывами ветра и похожие на обрывки искромсанных в клочья облаков.

— Мы немного подождали. Было холодно. Помнишь, как было холодно? Мы были в зимних пальто и в варежках. Дул такой же сильный ветер, как сейчас, но уже примораживало. По крайней мере, грязь была не такая липкая, когда мы наконец туда спустились. Мы прошли мимо сараев и деревьев, и там не было ни одного — ни единого — человека вокруг. Слишком холодно для того, чтобы выпрашивать сладости, даже если кто-то и хотел их дать. И вообще на той улице некуда было заходить… Там, внизу, все было какое-то непонятное, таинственное. Голое поле — и вдруг справа, когда подходишь к дому Паарса, откуда ни возьмись появляется этот лесок. Целая куча густых елок. Нам почти ничего видно не было.