Два романа об отравителях - [94]

Наступило молчание, а потом Эллиот, глубоко вздохнув, сказал:

— Спасибо.

— Что?

— Я говорю: спасибо, — улыбнувшись, повторил Эллиот. — Вам удалось вправить мне мозги — пусть даже не без помощи, если можно так выразиться, подзатыльника.

— Благодарю, инспектор, — не без легкого удовлетворения ответил доктор.

— Но вы отдаете себе отчет, что, как бы там ни было, это объяснение оставляет нас в еще худшем положении, чем мы были. Согласен, что оно более разумно и лучше объясняет известные нам факты, но оно лишает нас единственных конкретных следов, которые у нас были. Мы теперь не имеем ни малейшего понятия о том, когда были отравлены конфеты — разве что можем сказать, что это, по всей вероятности, случилось когда угодно, кроме того единственного дня, которым в течение четырех месяцев интересовалась полиция.

— Сожалею, что испортил вам всю кухню, — встряхнув головой и словно извиняясь, сказал доктор. — Однако… какого черта! Будь у вас такой же зловредный склад ума, как у меня, вы бы чувствовали себя как кошка, почуявшая запах мыши. И я не согласен, что наше положение ухудшилось. Напротив, этот след должен привести нас прямо к правде.

— Каким образом?

— Скажите, инспектор, вы родились в деревне или, по крайней мере, небольшом городке?

— Нет, доктор. Строго говоря, как раз наоборот. В Глазго.

— Ну вот, а я как раз в таком городишке, как этот, — с явным удовлетворением сказал доктор. — Давайте — ка еще раз оценим ситуацию. Убийца, неся безобидный с виду чемоданчик, входит в магазин. Предположим, что это кто — то, кого миссис Терри знает — в нашем случае это практически гарантировано. Вам приходилось сталкиваться со здоровым, инстинктивным любопытством деревенских лавочников — особенно таких любителей поболтать, как миссис Терри? Представьте, что вы зашли к ней с чемоданом. Она немедленно осведомилась бы: «Уезжаете, мистер Эллиот?» или «Решили съездить в Лондон, мистер Эллиот?» А если бы и не спросила, то подумала бы, потому что ваше появление с чемоданом выходило бы за рамки привычного — ведь, как правило, вы с чемоданом не ходите. Она бы обратила на это внимание. Если бы кто — то в течение недели перед преступлением заходил к ней с чемоданчиком, она, по всей вероятности, запомнила бы его.

Эллиот кивнул. У него, однако, было ощущение, что доктор Фелл, сосредоточенно глядевший на него, ждет чего — то еще.

— Разве что… — подсказал доктор.

— Ясно, — пробормотал Эллиот, глядя в залитое дождем окно. — Разве что убийца — человек, который обычно ходит с таким чемоданчиком, так что это не могло привлечь внимания миссис Терри.

— Приемлемая гипотеза, — проговорил доктор.

— Вы имеете в виду Джозефа Чесни?

— Все может быть. А есть еще кто — нибудь, кто часто ходит с чем — то вроде этого чемодана?

— Насколько мне известно, только Вилбур Эммет. У него есть чемоданчик примерно таких же размеров и вида, я его сам видел у него в комнате.

Фелл покачал головой.

— Только Вилбур Эммет. Только Вилбур Эммет, говорит этот молодой человек. Клянусь всеми богами Олимпа! Да ведь ясно же, что как только Кроу и Боствик отделаются от своей навязчивой идеи, они немедленно ухватятся за Эммета. Подозреваю, судя по вашему рассказу, что профессору Инграму эта мысль уже пришла в голову, и он нас встретит ею, как только мы появимся в «Бельгард». Если основываться на тех уликах, которые у нас есть, единственный человек, который мог совершить преступление, это Вилбур Эммет. Хотите знать — почему?

Эллиоту не раз приходило в голову, что доктор Фелл — человек, с которым совершенно невозможно разговаривать, скажем, с утра — до того, как вы вполне оправитесь от вчерашней выпивки. Мозг доктора работал, приходя к столь неожиданным выводам и делая такие стремительные повороты, что за ним трудно было угнаться. Оставалось смутное впечатление потока звучных слов и словно бы шума крыльев, а потом, неизвестно как, перед вами возникало стройное здание, возведенное по этапам, каждый из которых казался вам в данный момент абсолютно логичным, хотя впоследствии вы никак не могли вспомнить, в чем они состояли.

— Давайте, доктор! — сказал Эллиот. — Мне уже приходилось видеть, как вы это делаете, и…

— Послушайте, — с силой произнес Фелл. — Не забывайте, что в молодости я был учителем. Дня не проходило без того, чтобы мальчишки не пытались рассказать мне всякие сказочки с таким правдоподобием, уверенностью и ловкостью, равных которым мне не приходилось встречать и в кабинете следователя. Это дает мне огромное преимущество перед полицией. Просто мне гораздо чаще приходилось иметь дело с преднамеренной ложью. И мне кажется, что вы слишком уж безмятежно верите в невиновность Эммета. Естественно, мисс Вилс убедила вас в ней прежде, чем вы успели как следует подумать. Ради бога, не выходите из себя — она сделала это, надо полагать, без всякого умысла. Однако, как выглядит ситуация в действительности? Вы говорите: «Все в этом доме имеют алиби…», а это не так. Объясните, пожалуйста, в чем состоит алиби Эммета?

— Гм! — протянул Эллиот.

— По сути дела, Эммета никто не видел. Его нашли лежащим без сознания под деревом, и все немедленно решили: очевидно, он давно уже тут лежит. Однако, чем это доказано? Это же не то, что в случае вскрытия, когда можно установить время смерти. С таким же успехом все могло произойти как две — три минуты, так и десять секунд назад. Об алиби тут нет и речи. Эллиот задумался.