Два листка и почка - [29]

Де ля Хавр поднимался по ступенькам; за ним шел его помощник Чуни Лал. Их шлемы, рубашки, бриджи и забрызганные грязью высокие сапоги мало соответствовали обстановке клуба.

— Хелло, — окликнула их Барбара.

Де ля Хавр пожал ей руку и повел за собой. Непосредственная и живая, как дитя, пылающая огнем молодой любви, она, казалось, излучала свет в душном мраке этой ночи. Де ля Хавр вспомнил, что его прежде всего поразил ее детский смех, как ему сразу вскружили голову задорные огоньки в ее глазах, изогнутые в улыбке губы, ее высокая грудь, стройные ноги, все гибкое тело девушки.

Они прошли в гостиную; доктор Чуни Лал шел следом.

— Алло, всей компании! — приветливо сказал де ля Хавр, все еще разгоряченный поездкой. Застенчивый как всегда, он был рад, что за громкими звуками песенки, которую все пели хором, никто не заметил, как они вошли, кроме Крофт-Кука и Мэкра.

— Что нового? — спросил Крофт-Кук.

— На все дома, где были случаи заболевания, сэр, наложен карантин, и их жители отделены от остальных рабочих на несколько дней, — ответил де ля Хавр. — Весь поселок опрыскали дезинфицирующими средствами. Но на плантации майора Мэкра тоже был один смертный случай, поэтому я и задержался.

— Когда наконец эти паршивые кули научатся понимать, что такое чистота и гигиена! — нахмурившись проговорил Крофт-Кук.

— Они, наверно, не принимают никаких мер предосторожности, — сухо вставил Мэкра.

— Если бы они знали точно, когда их укусит зараженный москит, — сказал де ля Хавр, смущенно улыбаясь, — они могли бы заранее сходить в амбулаторию и проглотить таблетку хинина… и лекарство было бы у них в крови прежде, чем микроб малярии начнет размножаться. Но мы не знаем этого точно, как не можем предсказать будущего, которое от нас скрыто; москит может укусить их в любое время дня и ночи, ведь они спят без полога… Я уже думал, что, может быть, следует рекомендовать им спать под пологом…

— Да к чему же они будут прикреплять полог, когда они спят прямо на лоне матери-земли? — рассмеялся Мэкра, которому показалась чрезвычайно забавной мысль, что кули будут пользоваться этим средством от москитов. Он был в хорошем настроении; его жирное, обрюзгшее лицо горело от выпитого вина, и припухшие глаза добродушно щурились, как будто в полусне.

— Но вам, наверно, хочется пить? — прервал он себя. — Хотите рюмочку?

— Да, пожалуйста, мы выпьем с доктором Чуни Лалом, — ответил де ля Хавр.

Мэкра кликнул буфетчика.

— Садитесь, доктор, — сказал де ля Хавр Чуни Лалу, который смущенно стоял в стороне, как будто дожидаясь приказаний; сам де ля Хавр сел на красный кожаный диван и откинулся на спинку.

Музыка смолкла, и все, кто пел хором, разбрелись по комнате, напевая или требуя у буфетчика еще вина.

Рэджи Хант, пошатываясь, подошел к Чуни Лалу:

— Мне кажется, темнокожих в клуб не допускают…

— Послушайте, Рэджи, он мой гость, — вскочил с места де ля Хавр и подошел к Рэджи Ханту. — Вы…

Он остановился, боясь сказать лишнее; лицо его побледнело от ярости.

— Рэджи, Рэджи, — позвал Мэкра и, встав, попытался увести Ханта. В душе он разделял чувства Рэджи, как и все правоверные англичане, жившие в Индии; индийцам, как правило, не разрешалось быть членами английских клубов, но, конечно, надо было это сделать иначе, просто поговорить потом с де ля Хавром и попросить, чтобы он впредь не приглашал Чуни Лала.

— Буфетчик, — заорал во весь голос Рэджи, когда тот вошел на зов Мэкра, — вышвырни цветного!

Остальные мужчины молчали, как будто ничего не видя.

Женщины замерли.

Чуни Лал повернулся и пошел к выходу. Де ля Хавр стоял, дрожа от злости.

— Не обращайте внимания, — сказал ему Туити и потрепал его по спине. — Он просто выпил лишнее.

Де ля Хавр пожал плечами.

— До свиданья, — пробормотал он и пошел за своим помощником.

Барбара смотрела им вслед, в зеленую бездну деревьев за балконной дверью, которая вот-вот поглотит их. Она не замечала ничего, что происходило вокруг нее. Ей было душно в стенах этого клуба, атмосфера вражды и ненависти в нем угнетала ее, как потемки, через которые не пробиться ни одной светлой мысли.

Здесь был Рэджи Хант, ограниченный и невежественный, там — умирающие от малярии кули, а между ними — де ля Хавр, который, должно быть, терзается теперь всем этим… А эти жестокие, черствые люди непременно назвали бы его размазней, если бы знали, какое у него нежное сердце; он иногда со слезами на глазах рассказывал… О, если бы они могли сочувствовать, — мысленно воскликнула она, — если бы они видели, что кроме них есть и другие люди, бедные, обездоленные кули, и что им хочется жить и все они страдают… Эти противоречия были так ужасны… А теперь она даже не знала, что подумает о ней де ля Хавр. Ведь он и ее причисляет к этим грубиянам… И все недоразумения, которые могут произойти после такой выходки Ханта… Она этого не вынесет. Ей стало не по себе. Она откинула голову и продолжала смотреть в темноту ночи за дверями.

Глава 8

Внезапная смерть жены сразила Гангу; он молча глядел в ее остановившиеся глаза, блестевшие из-под незакрытых век, и его затуманенное сознание силилось и не могло вместить того, что воспринимали чувства. Как мог он поверить, что подруга, чью привычную близость он ощущал как нечто неотъемлемое от самого себя, безвозвратно ушла от него в вечное безмолвие небесного царства, стала «сварагбаш»?