Два года на палубе - [112]

Было как раз время обеда, и стюард, взяв для обитателей юта несколько связок лука, отдал нам остальное и в придачу еще бутылку уксуса. Мы сложили лук у себя в кубрике и не стали варить, а решили съесть его сырым с мясом и хлебом. Это была воистину пища богов! Сочный и хрусткий сырой лук, еще не расставшийся с запахом земли, после долгого употребления одной лишь солонины бодрил нас, словно свежая кровь — гончую. Мы поедали луковицы дюжинами, за обедом, завтраком и ужином и набивали ими свои карманы, чтобы грызть во время вахты. Но нужнее всего они были для заболевших цингой. Один из них еще мог еле-еле жевать и, благодаря сырому картофелю с луком, скоро поправился. Зато другой едва открывал рот, и коку пришлось толочь сырые картофелины, чтобы выжать из них сок, которым он поил несчастного. Тот глотал этот сок чайными ложками, и вначале он вызвал у него судороги и резкие боли. Однако больной продолжал принимать каждый час по ложке сего снадобья, в нем возродилась надежда на выздоровление, и вскоре он поправился настолько, что стал самостоятельно ходить и есть протертый лук и картофель. Его выздоровление шло так быстро, что через десять дней после нашей встречи с «Соло-ном» он уже работал наверху и скатывал бом-брамсель.

С отличным зюйд-вестом мы проскользнули между Бермудскими островами и материком и, несмотря на предостережение, которое заключено в старой морской поговорке, то и дело вспоминаемой теми, кто считал, что мы все-таки попадем в шторм прежде, чем окончится рейс, —

Пропустят Бермуды на этот раз —

Штормом встретит мыс Гаттерас, —

мы прошли этот мыс при хорошей погоде и начали считать уже не дни, а часы, оставшиеся до той самой минуты, когда мы отдадим якорь в бостонской гавани.

На нашем судне все было в отменном порядке, благодаря тому, что команда непрестанно занималась судовыми работами с рассвета дотемна, исключая только воскресенья, с того самого времени, как началась теплая погода по «эту» сторону Горна.

Среди береговых жителей распространено ошибочное мнение, что судно находится в самом лучшем состоянии при выходе в плавание, а возвращается в порт после долгого отсутствия «с помятыми волнами ребрами и парусами в дырах, худое, тощее, ограбленное ненасытным ветром».

В действительности это совсем не так. Если на возвратном пути с судном ничего не случилось и не стоят зимние холода, когда затруднена работа на мачтах, его всегда приводят к концу рейса в образцовый порядок. И наоборот, в день отплытия такелаж на судне обычно не обтянут, мачты нуждаются в подкреплении, палуба и борта остаются грязными, как во время погрузки. При возвращении прекрасная погода в тропиках позволяет навести безукоризненную чистоту. Ни одно торговое судно не может сравниться по своему внешнему виду с судном, возвращающимся из Ост-Индии или из-за мыса Горн. Репутация капитанов и старших помощников зависит от того, как выглядит их судно при входе в родной порт. Поэтому весь наш стоячий такелаж был обтянут втугую и просмолен, после чего началось «скобление» всего судна, включая мачты, реи и выстрелы. За борт спустили беседку, и мы скоблили корпус до самой воды, обдирая попутно ржавчину с цепей и болтов. Два дня при спокойной погоде у экватора ушли на то, чтобы произвести наружную покраску. При этом по бортам были наведены порты, на корме с особой тщательностью отделаны резные украшения, изображавшие Нептуна на колеснице с трезубцем в руке, влекомого морскими конями, а также восстановлена позолота у рога изобилия, служившего носовым украшением. Затем было покрашено все, от клотиков до ватервейсов: реи — черной краской, марсы и топы мачт — белой; ютовые поручни — черной, белой и желтой; фальшборт — зеленой; планширь — белой; ватервейсы — свинцовой и т. д. Якоря, рым-болты и все оковки были зачернены угольной смолой, а стюарда поставили драить медь на штурвале, шпиле, колоколе и пр. Каюту также отскребли и выкрасили, но на кубрик краску тратить не стали — Джек-матрос и так прекрасно обходится. После этого наступила очередь палубы, которую даже покрыли лаком. Одновременно за борт полетел весь хлам, в том числе старые смоляные бочки, которые в одну из темных ночей подожгли и сбросили в воду. Они пылали у нас за кормой, освещая океан на несколько миль вокруг. Добавьте ко всему этому еще и такелажные работы: выделку кнопов, голландских огонов, сплесней, бензелей, обшивок и оплеток, которые должны были свидетельствовать о безукоризненном порядке на борту. И наконец, самые последние приготовления заключались в подвешивании якорей за бортом, извлечении на палубу швартовов и осмотре диплота.

Четверг, 15 сентября. Утром температура воздуха и совершенно иной вид, который приняла поверхность воды, обилие на ней плавающих водорослей и гряда облаков прямо по курсу свидетельствовали, что мы подошли к границе Гольфстрима. Это замечательное течение, пересекающее в северо-восточном направлении почти весь Атлантический океан, всегда собирает над собой плотный слой облаков и является областью постоянных штормов. Нередко суда, идущие в этой части океана под всеми парусами при легком ветре и ясном небе, совершенно неожиданно попадают в сильное волнение при сплошной облачности. Один матрос рассказывал мне, как однажды во время рейса из Гибралтара в Бостон его судно подходило к Гольфстриму при совершенно ясной погоде с легким попутным ветром, неся верхние и нижние лисели. Неожиданно они увидели впереди по курсу длинную гряду тяжелых черных туч, которые, казалось, лежали на самой воде. И из этой пелены появилось судно под глухо зарифленными марселями, со спущенными бом-брам-реями. Они тоже начали убирать один парус за другим, пока не уменьшили парусность до такого же состояния. После двенадцати — четырнадцати часов болтанки в бурном море их судно вышло из этой штормовой полосы и снова пошло с бом-брамселями и трюмселями под безоблачным небом. По мере нашего приближения к Гольфстриму небо заволакивалось тучами, волнение усиливалось, появились все признаки надвигающегося шторма. Хотя ветер был только крепким, но дул он от норд-оста против течения, образуя отвратительную короткую зыбь, на которой судно сильно бросало, так что нам пришлось спустить бом-брам-реи и убрать верхние паруса. Термометр, регулярно опускавшийся в воду, показал в полдень семьдесят градусов