Два года каникул - [94]

Героев битвы чествовали по их заслугам. Моко — за удачный выстрел из пушки, Жака — за хладнокровие, которое он выказал, выстрелив из револьвера в Уэльстона, наконец, Костара, «который поступил так же, если бы у него был пистолет!»

И на долю Фанна досталась добрая часть ласк, не считая кости, которой его наградил Моко за то, что тот так смело напал на негодяя Брандта, уносившего маленького мальчика.

Само собой разумеется, что после выстрела из пушки Бриан поспешил вернуться к месту, где его товарищи стерегли носилки. Несколько минут спустя Донифан был внесен в зал, все еще не приходя в сознание, тогда как Форбс, поднятый Ивенсом, лежал на кровати в кладовой. В продолжение всей ночи Кэт, Гордон и Бриан присматривали за обоими ранеными.

Донифан был опасно ранен, но так как он дышал довольно правильно, то это значило, что кортик не коснулся легкого. Чтобы перевязать ему рану, Кэт прибегла к известным листьям, которые обыкновенно употребляют на Дальнем Востоке, они росли на некоторых кустарниках по берегам Зеландской реки. Это были листья ольхи. Их растирали и клали, как компресс, чтобы предупредить загноение раны, что могло быть очень опасно. Форбс, которому Уэльстон попал в живот, был смертельно ранен и, придя в сознание, в то время как Кэт ухаживала за ним, прошептал:

— Благодарю, добрая Кэт… благодарю!.. Это бесполезно!.. Я погиб.

И слезы потекли из его глаз.

Несчастного мучили угрызения совести. Он принимал участие в резне на «Северне» под влиянием дурных советов, но, узнав об ужасной участи, которая грозила мальчикам, он ради них решил пожертвовать своей жизнью.

— Не отчаивайся, Форбс! — сказал ему Ивенс. — Ты искупил злодеяния… Ты будешь жить…

Но несчастный должен был умереть! Несмотря на оказываемые заботы, ему делалось все хуже. В те минуты, когда боль утихала, его беспокойные глаза обращались к Кэт и Ивенсу!.. Он пролил кровь, и его кровь пролилась во искупление прошлого…

Около четырех часов утра Форбс скончался. Он умер кающимся в грехах, прощенный людьми, прощенный Богом, избавившим его от долгой агонии, и почти без страдания испустил последнее дыхание.

Его похоронили на следующий день в могиле, вырытой подле места, где лежал Франсуа Бодуэн, и два креста обозначали их могилы.

Пока Рокк и Коп находились еще на острове, нельзя было считать себя вне опасности.

Потому Ивенс решил покончить с ними, прежде чем отправиться в гавань Медвежьего Утеса.

Гордон, Бриан, Бакстер, Уилкокс и он отправились в тот же день с ружьями и револьверами, сопровождаемые Фанном, благодаря чутью которого можно было напасть на след.

Поиски не были ни трудны, ни продолжительны и ни опасны. Нечего было бояться двух приятелей Уэльстона. Коп, которого можно было найти по кровавым следам, лежал мертвым в каких-нибудь ста шагах от того места, где был сражен пулей. Подняли также тело Пайка, убитого в начале схватки. Внезапное исчезновение Рокка, как будто он провалился сквозь землю, было объяснено таким образом: он упал, смертельно раненный, в одну из ям, вырытых Уилкоксом.

Три тела были погребены.

Потом штурман и его товарищи вернулись в грот и объявили всем, что больше нечего бояться.

Радость была бы полная, если бы Донифан не был так серьезно ранен!

Все жили надеждой на его выздоровление.

На следующий день Ивенс, Гордон, Бриан и Бакстер поставили на очередь вопросы, требовавшие немедленного решения. Особенно важно было завладеть шлюпкой с «Северна», для этого надо было идти к Медвежьему утесу и прожить там некоторое время, чтобы исправить лодку.

Было решено, что Ивенс, Бриан и Бакстер отправятся туда по озеру и по Восточной реке. Так было и безопаснее, и скорее.

Ялик, найденный в одном из водоворотов реки, нисколько не пострадал от залпа. Туда нагрузили инструменты для починки судна, провизию, заряды, и при попутном ветре утром 6 декабря ялик отчалил, управляемый Ивенсом.

Переезд через Семейное озеро совершился быстро.

В двенадцатом часу Бриан указал штурману на маленькую речку, через которую вода из озера текла в русло Восточной реки, и ялик, пользуясь отливом, спустился к устью.

Неподалеку от устья шлюпка, вытащенная на берег, лежала на песке Медвежьего утеса.

После очень подробного осмотра тех поправок, которые должны были быть сделаны, Ивенс сказал:

— У нас есть инструменты, но у нас нет материала, во Френ-дене есть доски, оставшиеся от «Sloughi». Не могли бы мы перевезти лодку в Зеландскую реку?

— Это именно то, о чем я думал, — ответил Бриан.

— Полагаю, это можно сделать, — сказал Ивенс. — Если шлюпка прошла от Севернских берегов до Медвежьего утеса, отчего же ей не пройти от Медвежьего утеса до Зеландской реки? Там работать много удобнее, и ведь из Френ-дена мы отправимся до бухты, а оттуда выйдем в открытое море!

Несомненно, если этот проект можно было осуществить, то ничего нельзя было представить лучше. Поэтому было решено воспользоваться приливом следующего дня, чтобы подняться в ялике вверх по Восточной реке, ведя шлюпку на буксире.

Прежде всего, Ивенс принялся заделывать пробоины в лодке затычками из пакли, и эта первая работа закончилась незадолго до вечера.