Два года из жизни Андрея Ромашова - [43]

Шрифт
Интервал

Мне надо было обязательно поговорить с ней, поэтому я ей возразил:

— Что вы, Серафима Ивановна! Вы сегодня необычайно красивы, вам очень подходит это платье. В нем вы даже и на свои двадцать лет не выглядите.

Она прямо расплылась вся от удовольствия. Усадила меня за стол, принесла жареную рыбу, налила мне и себе по полному стакану, подняла тост за меня и тут же выпила сразу. А я задержался — побоялся опьянеть от такой порции.

— Вы это почему так, ваш же праздник? — спросила она.

Пришлось и мне выпить. Она тут же налила еще и говорит:

— Вы вот сказали, мне двадцать, а ведь уже двадцать девятый. Вадим тоже говорит, что я еще совсем, совсем молодая.

Язык у нее уже сильно заплетался, и мне удалось незаметно выплеснуть свой самогон под стол. Потом я сам налил в стаканы.

— Зовите меня Симочкой, так куда приятнее, — сказала она.

Я еще два раза выплескивал самогон. Она ничего как будто не замечала. Тогда я перевел разговор на Коренастова, чтобы выяснить, куда он уехал.

— Да никуда он не уезжал, — сказала она наконец, — где-то тут, в городе, только не показывается, паршивец, никому, даже мне: чекистов боится. — А потом вдруг посмотрела на меня так внимательно и говорит: Постой, постой, да это же ты и есть чекист, Филя говорил. Правда чекист? Сажать меня будешь?

Тут я понял, что меня кто-то здесь выдал и Коренастов скрылся из-за этого. Но она уже забыла, про что спрашивала, и дальше стала жаловаться на свою несчастную жизнь. А мне никак нельзя было снова спрашивать о Коренастове. И я подумал: «Надо постараться осмотреть дом». Опять налил ей стакан.

— Мне вон Вадюша уж как в любви признавался, — продолжала она.

Я насторожился. Может, Вадим обо мне им и сообщил?

— Борчунов? — спросил я.

— Борчунов, Борчунов! А я — невеста с приданым. Тот, кто благоверным моим окажется, не пожалеет. — Тут она встала и чуть не упала. — Ужасно спать хочу, — говорит, — а сама не дойду… Я вам почему-то доверяю…

Я взял ее под руку, довел до спальни. Она как улеглась, сразу и уснула. Убедившись, что она крепко спит, я вышел из спальни, взял лампу и принялся за осмотр.

В маленькой полутемной комнате, где Симочка гадает клиентам, на столе лежала толстая книга. Я открыл ее, увидел какие-то выпуклые точки и сперва ничего не понял. Полистал книгу, поводил пальцами по точкам и вдруг сообразил: это ж слепецкая грамота — слепые на ощупь, пальцами, такие книги читают. А Ковригина по этой книге гадает, и доверчивые люди считают, что это «черная книга», называемая «хиромантией». Так ее представляет гадалка.

Рядом стояла тарелка, посреди нее — обыкновенный волчок. А под столом я обнаружил небольшой деревянный сундучок. С трудом открыл его. Он оказался наполненным книгами: романы «Желтый билет», «Вавилон наших дней», «Рокамболь»… В одной из книг лежала маленькая записка на желтоватой бумаге:

«Дорогой братец! Береги себя. Я слышала, у Вас сильная эпидемия сыпняка и других смертельно опасных болезней. У нас — то же самое. Ты просил прислать тебе роман Виктора Гюго «Отверженные». Выполняю твою просьбу — высылаю все пять книг с твоим другом. Как прочтешь, верни обратно».

Подписи не было. Не было и самого романа, хотя я перерыл весь сундучок. Я подумал, что записка — шифровка. Еще раз прошелся по комнатам, ощупывал полы, стены, даже запустил руку в печную топку. Потом вышел на кухню. И споткнулся о тело человека, лежавшего почти у самого порога. Я тут же подумал — мертвец. Но когда осветил его лампой, то узнал Вадима Борчунова. От него шел самогонный дух. Пьяный, он спал на полу. Очевидно, это с ним сидела Ковригина и, когда я позвонил, спрятала его на кухне.

Я осмотрел шкафчик, заглянул в русскую печь. В полу был люк. Я открыл его и спустился в подвал. Сначала ничего такого там не нашел — картошка, капуста, кувшины и горшки с едой. Потом на глаза мне попался чугунный котел, стоявший в дальнем углу. В нем лежали пять книг «Отверженных», перевязанные бечевкой…

Поднявшись наверх, я перелистал книги, но ничего особенного не заметил, поэтому решил захватить их с собой.

Книги эти мы еще раз просмотрели в ЧК, но снова ничего не обнаружили. И все же думаю, что в них какой-то шифр…


* * *

Часов в девять утра Симочку с трудом растолкал Вадим, опухший от пьянства, заспанный. Поднявшись и увидев, что спала одетой, она с трудом начала вспоминать, что произошло. Голова трещала, и она так и не смогла сообразить ничего путного. Умывшись, вышла в столовую. Вадим сидел у стола с пустым стаканчиком в руке и закусывал жареной рыбой. Лицо его раскраснелось, глаза блестели.

Симочка почти с ненавистью взглянула в розовое бездумное лицо красавца. Неужели он вчера ее так напоил? Глаза б на него не смотрели! И тут перед ней всплыло другое лицо… Да это же Андрей вчера приходил! Что она ему говорила? Вдруг что-то не так сказала? Убьет ее Коренастов, убьет — и все… Озноб пробежал по коже, она зябко повела плечами.

— Ужасно как все, — сказала она, — ты бы кончал пить и шел домой. Сколько эту гадость хлестать можно.

— А что, прекрасно. — Вадим пьянел снова. — Садись-ка лучше, выпей!

Присев на стул, она вдруг заметила под столом аккуратно сложенную плотную бумажку. Наклонилась, подняла ее.


Еще от автора Е Ефимов
Мир приключений, 1984

Ежегодный сборник научно-фантастических и приключенческих повестей и рассказов советских писателей.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.