Два долгих дня - [6]
Так он решил действовать и тут. Но как?
Он видел, что Надя внимала и этому самому импрессионизму, и стихам, которые нагоняли сон, и это ему было не по плечу. Он не только никакого Корбюзье не знал, но однажды в разговоре так легко и просто сболтнул «процент» и «магазин», что этот белесенький, хлюпенький Кирюшин взглянул на него с обидным любопытством.
Тогда он стал действовать по способу пылких влюбленных: раньше приходил, позже всех уходил, говорил о чувстве, которое... В эти часы он был один, и Надя невольно слушала только его. Однако слушала она плохо.
3
Да, слушала она его плохо. И, по правде сказать, не понимала, почему Федор Трофимович проявляет такое рвение. Правда, он ее несколько раз проводил до дому, она пригласила его заходить — вот и все. И в Москве так было заведено: ходят в дом разные люди, говорят, спорят, отправляются ватагой в кино или на каток. Может быть, кто-то нравится или кто-то ухаживает, но все это как-то не по-серьезному — больше просто товарищеские отношения...
Но Елена Николаевна, мать Нади, которая тихой мышкой, неслышно присутствовала при их сборищах, сказала как-то:
— Этот вот крупный, в бурках... ну, Федор... я чувствую, имеет какие-то виды.
...И был день, который Надя потом не раз вспоминала. Компанией шли из кино. Федор Трофимович говорил громко, махал руками — у него была новость: зал в Доме печати, несмотря на хлопоты, ему не дали (сами печатники решили вдохнуть в него жизнь), но вдруг на набережной он отыскал какой-то барак, который до войны не успели сломать. Тут уж никто не будет препятствовать — стучи, наколачивай.
По тому, что Федор был оживлен, все взоры были обращены на него. И ее — тоже.
И тут Надя вспомнила мамино «имеет виды». Она мысленно представила, что вдруг не кто другой, а именно вот этот человек будет ее мужем... Это было так дико, нелепо, да нет — ужасно, что ее даже передернуло. Будто до чего-то дотронулась.
— Ты что? — спросила идущая рядом подруга.— Озябла?
— Да, как-то... — И Надя поежилась не то от этого, не то от холода.
Казалось бы: почему же? Он был человек как человек— статен, румян, даже красив. Но хотя между встречей в библиотеке («Закрывайте дверь! Закрывайте! Откуда вы пришли?») и маминым «имеет виды» прошло немного времени, Надя почувствовала главное: чужой. Бог с ними, с Корбюзье и стихами, но и все остальное, что ей было родным, близким и понятным с полуслова, ему надо было растолковывать. И она как-то — с неловкостью, даже с обидой за Федора Трофимовича — сравнила это с роялем, где вместо струн были бы натянуты пеньковые веревки, которые здорово надо дергать, чтобы они издали звук.
У натур деятельных, как у Федора, всякая неудача, задержка вызывают еще большее стремление достигнуть пели. Сама же цель — как обычно бывает в этих случаях — становится еще более желанной.
Но тут Федор не знал, что делать. Он видел, что его ранние приходы и поздние уходы, его объяснения ничего не приносят. Надя была с ним любезна, но явно скучала.
Но как-то все случилось само собой.
...Однажды Надя подошла к большому дивану, где обычно располагались все пришедшие, и сказала:
— Пойдемте к столу... Будет чай! Можете себе представить!
Да, это было удивительно. В город К. перед войной завезли огромное количество натурального кофе, и его пили и так и сяк, а чай не продавали даже по карточкам. Кроме того, на столе было великолепное угощение: ломтики черного хлеба, поджаренного на хлопковом масле.
Однако, когда все сели за стол, электрическая плитка, на которой вскипал чайник, вспыхнув и озарив голубое дно чайника, потухла.
Тихая мышка — Елена Николаевна — вынула из седых волос шпильку и где-то, в известном ей месте, попридержала потемневшую спираль. Из-под шпильки вылетела зеленая искра, и спираль закраснелась, засветилась. Однако тут же и опять потухла. Как дальше старушка ни орудовала шпилькой, плитка не зажигалась. Кто-то из гостей предложил встряхнуть плитку.
— А мне говорили, что надо карандашом,— сказал Кирюшин.— Графит... не проводит ток. Позвольте, я...
Он бойко всунул острие карандаша в спираль, она заалела — все обрадовались,— но когда он хотел вынуть карандаш, спираль зажала графит, и Кирюшин выхватил ее из плитки. Извиваясь, как живая, спираль по-змеиному вертела из стороны в сторону острый конец — кого бы укусить. Все подались назад. Кирюшин отскочил, перевернув стул.
— Минуточку! Минуточку!
Федор не спеша подошел к розетке, вынул штепсель и подхватил тряпкой безопасную теперь спираль.
Дав ей остынуть, он соединил спираль с контактом и быстро разложил ее в круговые прорези плитки. Воткнул штепсель, и плитка загорелась ровным, спокойным светом.
Чайник докипел, и все сели за стол.
Как-то Надя закрывала, досадливо пристукивала форточку, а та — подлая — все отходила. Решила, что она набухла, и оставила ее в покое. Подошел Федор, провел пальцем — только пальцем — по форточному просвету, сбросил тонкие льдышки, и форточка закрылась. В другой раз спросил у Елены Николаевны, нет ли у нее талонов на водку, — у них на заводе такую знатную дают. И верно: принес зеленый армянский «Тархун», который на базаре особенно ценился. А то однажды по-простому взял да дров наколол. Пришел засветло и отмахал поленьев тридцать...
![След человека](/storage/book-covers/ca/ca55bf314a5414d42db2872a39c4f6df8503350a.jpg)
Некоторое время назад я прошел по следу одного человека. Дойдя почти до конца, узнал, что я не одинок: еще кто-то пробирается по этому же пути. Я вернулся, чтобы теперь идти уже по двум следам, считая тот и другой интересным для себя. Идти пришлось медленнее, чем прежде, и всматриваясь…Вот об этом и хочу рассказать.Н. М.
![Конец старой школы](/storage/book-covers/f5/f514298c089a1c65e59df7c925ee880eb51aae4a.jpg)
Не так уж много осталось людей, которые помнят дореволюционную среднюю школу — гимназии, реальные училища. После Октября старая школа с трудом — с успехом и неудачами, с радостью и горем — перестраивалась. Все было ново, неизведанно, все было в первый раз… Это памятное писателю Николаю Москвину время — 1912–1919 годы — и послужило материалом для повести «Конец старой школы». В ней читатель найдет социальную и житейскую атмосферу того времени: типы учителей и учеников, «начальствующих лиц»; попытки подростков осмыслить происходящее, активно вмешаться в жизнь; первое проявление любви, дружбы, товарищеской солидарности. Повесть «Конец старой школы» была издана в 1931 году (называлась тогда «Гибель Реального») и больше не переиздавалась.
![Мир приключений, 1925 № 06](/storage/book-covers/6c/6c91499f0824c9c6344b2be249c74ab2428266e3.jpg)
«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»).С 1912 по 1926 годы (включительно) в журнале нумеровались не страницы, а столбцы — по два на страницу, даже если фактически на странице всего один столбец.Журнал издавался в годы грандиозной перестройки правил русского языка. Зачастую в книге встречается различное написание одних и тех же слов.
![Лето летающих](/storage/book-covers/7c/7ccb3f3f1185c24cf7792fb57ffc6867623791cf.jpg)
Эта повесть о мальчиках и бумажных змеях и о приключениях, которые с ними происходят. Здесь рассказывается о детстве одного лётчика-конструктора, которое протекает в дореволюционное время; о том, как в мальчике просыпается «чувство воздуха», о том, как от змеев он стремится к воздушному полёту. Действие повести происходит в годы зарождения отечественной авиации, и юные герои её, запускающие пока в небо змея, мечтают о лётных подвигах. Повесть овеяна чувством романтики, мечты, стремлением верно служить своей родине.
![Мещанин Адамейко](/storage/book-covers/4e/4e07d6b8c00e6c68591df93bfa698d4cf87d8641.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Собрание сочинений в десяти томах. Том 1](/storage/book-covers/5f/5f0d2653ccbbd65058a1441e67c7a0541603b242.jpg)
Повести и рассказы• Старая башня• Соревнователь• Яшмовая тетрадь• Архип• Смерть Налымовых• Однажды ночью• Петушок• Злосчастный• Мечтатель. (Аггей Коровин)• Мишука Налымов. (Заволжье)• Актриса• Сватовство• Казацкий штос• Катенька. (Из записок офицера)• Родные места• Пастух и Маринка• Месть• В лесу• Прогулка• Самородок• Эшер• Неверный шаг. (Повесть о совестливом мужике)• Ночь в степи• Харитоновское золото• Терентий ГенераловРоман• Чудаки.
![Телесная периферия](/storage/book-covers/cd/cd90dc20d8d1654da97911601b00cfa7574e1b6a.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Почта полевая](/storage/book-covers/21/21cdffc3899b5f1235a670a58108cd2b9e2350ca.jpg)
Книга прозы известного советского поэта Константина Ваншенкина рассказывает о военном поколении, шагнувшем из юности в войну, о сверстниках автора, о народном подвиге. Эта книга – о честных и чистых людях, об истинной дружбе, о подлинном героизме, о светлой первой любви.
![Леша](/storage/book-covers/d6/d6bf61796b855c588f6c9063cf629583b8c34f2c.jpg)
Книга прозы известного советского поэта Константина Ваншенкина рассказывает о военном поколении, шагнувшем из юности в войну, о сверстниках автора, о народном подвиге. Эта книга – о честных и чистых людях, об истинной дружбе, о подлинном героизме, о светлой первой любви.
![Воспоминание о дороге](/storage/book-covers/6e/6ed8615fb138c0d3f59747706f79120958125a3a.jpg)
Книга прозы известного советского поэта Константина Ваншенкина рассказывает о военном поколении, шагнувшем из юности в войну, о сверстниках автора, о народном подвиге. Эта книга – о честных и чистых людях, об истинной дружбе, о подлинном героизме, о светлой первой любви.