Два дня и три ночи - [31]

И все же я продвигался бы вперед достаточно быстро, если бы не деревья, снова и снова выраставшие у меня на пути. Я попробовал бежать с вытянутыми вперед руками, как слепой, но тут же одна из торчащих перпендикулярно стволу как раз на уровне моего лица веток, словно биллиардный кий, прицельно ткнула меня в переносицу – сантиметр левее или правее, и я бы ослеп, во всяком случае наполовину. Я вспомнил, что слепые часто пользуются тросточкой, и попытался использовать в этом качестве сухую ветку, больно ударившую меня по ногам. Бесполезно. Деревья атаковали со всех сторон. Создавалось впечатление, что моя голова стала кегельным шаром, с тем только уточнением, что в кегельбане шар бьет по кеглям, а здесь деревья-кегли небезуспешно пытались куда-то забить мою голову-шар.

А вертолет безнадежно кружил где-то надо мной. Мне показалось, что после третьего круга он отказался от поисков и улетел. Но нет, я снова услышал звук мотора. Небо на востоке немного прояснилось, но все равно пилот наверняка ничего не мог разглядеть внизу.

Внезапно земля ушла у меня из-под ног. Я выбросил вперед руки и напряг мускулы, чтобы самортизировать падение в очередную яму или речушку. Но падение длилось. Склон оказался почти отвесным, и я летел по нему все быстрее. Тут выяснилось, что я крайне непостоянен в своих суждениях: теперь я мечтал, чтобы на моем пути оказалось хотя бы одно дерево, хотя бы кустик или пенек, хотя бы что-нибудь, что приостановило бы этот сумасшедший полет. Если это был овраг, то наверняка самый глубокий в мире, а на его дне располагалось кладбище для таких идиотов, как я.

Но это оказался всего лишь эффектный спуск к искомому пляжу. Наконец ландшафт стал плоским, траву сменил песок, и мне удалось остановиться.

Я задыхался. Но ждать, пока дыхание восстановится, не было времени. Я вскочил и, оценив обстановку: контуры пляжа, его площадь, мое местоположение и направление движения находящегося, судя по звуку, в ста – ста пятидесяти метрах от меня вертолета, – снова бросился бежать. Уже через несколько секунд я мог позволить себе достать ракетницу, а еще через несколько яркий бело-голубой свет вспыхнул в небе так ослепительно, что я заслонил глаза рукой.

Через тридцать секунд, когда в небе догорали последние остатки ракеты, надо мной пролетел вертолет. Пилот включил два направленных на землю прожектора. На всякий случай я отбежал в сторону.

Вертолет садился. Его полозья коснулись поверхности песка, гул моторов умолк, лопасти вращались все медленнее и медленнее, пока не замерли. Я еще никогда не летал на вертолете, хотя часто видел эти машины в действии. Признаться, ни одна из них не казалась мне столь огромной.

Я подошел. Правые двери кабины распахнулись, в лицо мне ударил луч света от фонаря, и голос с валлийским акцентом спросил:

– Добрый день. Ваша фамилия Кэлверт?

– Да. Я могу войти?

– А как я удостоверюсь в том, что вы действительно Кэлверт?

– Думаю, вам достаточно будет моего честного слова. Не стройте из себя супермена. Вы не уполномочены проверять мои документы.

– А у вас есть какие-нибудь документы?

– Послушайте, будьте благоразумны. Неужели вам никогда не рассказывали, что есть категория людей, которые не имеют при себе документов, а если и имеют, то этим бумагам не стоит верить. Или вы думаете, что я от нечего делать прохаживаюсь в пять часов утра в пяти милях от ближайшего жилья? И что я случайно в кустах нашел ракетницу и сдуру выстрелил в том самом месте и в тот самый момент, когда это должен был сделать некий Кэлверт? – Я начинал «заводиться». – А Кэлверта, по-вашему, я, конечно, убил?

– Мне приказано соблюдать максимальную осторожность. – Чувствовалось, что, несмотря на мою тираду, он все же не слишком мне доверяет, но выбора у него не имелось – я был на пляже один.

– Лейтенант авиации Скотт Уильямс, – представился он холодным тоном. – Судя по тому, что мне рассказывали, убить Кэлверта не так уж просто. Добро пожаловать.

– Спасибо на добром слове. – Я влез в кабину, устроился в кресле и захлопнул дверь.

Он не подал мне руки. Вместо этого он включил маленькую лампочку на потолке и воскликнул:

– Что у вас с лицом?

– А чем вам не нравится мое лицо?

– Оно все в крови, сотни порезов.

– Наверное, это сосновые иголки. – Я рассказал ему о своем героическом марш-броске. Он никак не прокомментировал мою исповедь.

– Зачем прислали такую большую машину? – переменил я тему. – С ее помощью можно было бы перевезти целый батальон.

– Четырнадцать человек, – уточнил пилот. – Я достаточно безрассуден, чтобы работать в эту ночь с вами, Кэлверт, но все же не настолько, чтобы летать в такую погоду на небольшом вертолете.

– Сколько у нас топлива?

– Полные баки.

– Значит, мы сможем летать целый день?

– Почти. Это зависит от скорости. Итак, чего вы от меня хотите?

– Прежде всего немножко тепла в голосе. Или вы очень не любите летать на рассвете?

– Я пилот авиаморской спасательной службы, Кэлверт. Эта машина – единственная на нашей базе, которая в такую погоду способна оказать помощь терпящим бедствие людям. Моей обязанностью было найти и спасти этих людей. Вместо этого меня послали в ваше распоряжение. И я спрашиваю: чего вы от меня хотите?