Два цвета земли между двух океанов - [9]

В бухте Преображения сохранился еще огромный птичий базар. Изъеденные солнцем льдины плавали в бухте истаявшие их куски обламывались с легким плеском, иногда льдины шумно переворачивались. Но и плеск воды был еле слышен из-за отчаянного крика птичьего воинства. Здесь были смешные топорки с ярко-желтыми и красными громадными носами, краснолапые аккуратные чистики, громогласные тяжелые кайры. На дальних скалах чернели идолами мрачные бакланы. Все это кричало, и казалось - сам воздух непрерывно вибрировал под тысячами птичьих крыл. А еще выше, в стороне над всем этим гомоном, стояли аккуратные, выкрашенные в желтый приятный цвет домики уединенной метеостанции. Станция как бы царила над этим шумным миром, настороженно, но доброжелательно. Мы зашли туда, чтобы посмотреть это экзотическое житье-бытье, и ушли поздно вечером в твердой уверенности, что жизнь в отдаленных краях сама по себе рождает в людях спокойствие, юмор и четкое знание служебного долга.

К этому времени ремонт трактора был закончен, и измазанные трактористы сидели у костерка и варили в консервных банках крепчайший чай, снимающий сон и усталость. В двенадцать ночи в белесом свете полярного дня над тундрой снова загрохотали моторы. И снова началось: отцеплять, оттаскивать и прицеплять.

Что же такое чукотская тундра летом? Из полярных книг известны эпитеты: "бескрайняя", "унылая" и т. д. Разумеется, все зависит от восприятия, но я уверен, что чукотская тундра не может производить впечатления "бескрайней" и тем более "унылой". Тундра не бывает ровной, она холмиста. Горизонт всегда ограничен спокойными, мягкими линиями холмов. Ощущение размеров тундры сказывается лишь подсознательным желанием забраться на ближайший холм, который ограничивает горизонт, и посмотреть, что за ним. В дождливые дни тундра кажется темной, но при солнце она всегда бывает желта, ибо молодая зелень не может победить цвет прошлогодней травы, и, кроме того, желт тундровый суглинок, желты лишайники, покрывающие камни на увалах. Травы тундры однообразны. Главная среди них - знаменитая полярная осочка. Она знаменита теплоизоляционными свойствами, и было время, когда ни одна серьезная полярная экспедиция не отправлялась в Гренландию, Антарктиду или просто в Арктику без запаса сухой осоки с берегов Ледовитого океана, так как эта осока незаменимая стелька в обувь зимой и летом. До сих пор каждую осень чукчанки ворохами запасают ее на зиму для охотников.

По берегам озер растет мелкий хвощ и другая осока, более крупная и зеленая. Кочковатые склоны увалов белеют от пушицы, напоминающей хлопок в миниатюре.

Но интереснее всего растения тундры в каменистых предгорьях, где сухая почва. Цветы селены бесстебельной разбросаны среди камней, как букетики сирени, мягка и густа зелень куропачьей травки, мохнатые нити кассиопеи тянутся над землей, пестрят цветы камнеломки, и редкими озерцами встречается как чудо из чудес полярная незабудка. Полярная незабудка! Ее крохотные цветки чуть больше спичечной головки, но в любую погоду, в дождь, снег и в туман, они хранят в себе яркость безоблачного, какого-то сказочного неба. Полярная незабудка, если так можно сказать, ослепительно голуба. Этот крохотный цветок похож на ребенка, при виде его улыбаются самые хмурые люди, и я не видел еще, чтобы кто-нибудь на него наступил. Полярная незабудка никогда не растет в одиночку. Не зря поется в одной из песен полярных геологов:

...Ну, пускай настало время злое,

Пусть пурга метет вторые сутки,

Верь, что будет небо голубое,

Голубей чукотской незабудки...

Мы подошли к предгорьям, и наступило царство метлицы. Мелкая метлица росла вразброс, она была не выше карандаша, и только на месте старых человеческих стоянок или вблизи евражкиных нор метлица вымахивала чуть не в человеческий рост.

И почти всюду: на горных склонах, на увалах в тундре, всюду, где можно зацепиться, виднелись трогательные коричневые прутики березки. Полярная березка неудержимо цеплялась за жизнь и за землю. Ее было трудно сломать или вырвать. Похоже на то, что в короткое лето она спешила прожить десять жизненных циклов, потому что на одной ветке можно было в июле видеть зеленые, увядающие и еще только что распускающиеся из почек листья.

...На четвертые сутки мы свернули в горы. Тракторы сползали в долину, как в неведомый темный тоннель. Камни под полозьями отчаянно визжали, по временам этот скрип заглушал грохот дизелей. Горы стояли черные, округлые, молчаливые. Сопки походили на громадные валуны. В них преобладали два цвета: черный щебенки и белый - на снежниках. Речная долина лежала меж них, как желто-зеленая лента. Уже позднее я понял, что черный цвет склонов отнюдь не зависел от цвета слагающих их горных пород. Они были черны от покрывающего камни накипного лишайника. По долине речки Юрумкувеем мы вышли на перевал. С перевала была видна большая река Эргувеем, которая походила на блестящую узкую сетку, брошенную в широкое дно долины, виднелась прибрежная тундра, отделяющая горы от моря. Издали тундра казалась совершенно плоской, и по всему ее пространству тысячами осколков отсвечивали большие и малые тундровые озера. Над тундрой стояло солнце. Она казалась ласковой лучезарной страной.