Два балета Джорджа Баланчина - [34]
— И мне — тоже грустно. Я вам напишу и буду звонить. Я буду скучать по вас. Мне с вами было хорошо и интересно. Я вам за все, за все очень благодарен.
Когда они спускались вниз на регистрацию рейса, Ирсанов, прежде стеснявшийся людских глаз для любых выражений нежности, обнял Анджея и поцеловал его прямо в губы: «Я люблю тебя, Анджей. Звони. Пиши. Я всегда буду ждать тебя».
ПОСТСКРИПТУМ
«...Но писать-то я буду в двадцать пятые часы суток свой Роман».
Б. Пастернак, из писем к А. С. Эфрон.
Только в самолете Анджей сообразил, что Юрий Александрович не оставил ему ни номера своего телефона, ни свой адрес. И теперь несчастный мальчик, прислонясь влажным от волнения лбом к иллюминатору, тихо плакал. Так плачут только повзрослевшие дети.
Только на обратном пути в город, в душном переполненном автобусе, поскольку сесть в такси или нанять частника возле аэропорта не так уж и просто, Ирсанов, приготавливая мелочь для уплаты за проезд, увидел в портмоне свою визитку и вспомнил, что забыл отдать ее Анджею, хотя хотел сделать это еще тогда, когда обменивался с Л. А. Табачник номерами телефонов. От этого открытия у Юрия Александровича потемнело в глазах. Он вышел из автобуса на первой же остановке и, никак себе этого не объясняя, быстрыми шагами пошел по шоссе в сторону города. Им овладела та степень отчаяния, после которой все утешения уже бесполезны и не нужны. Но тут он вспомнил о своем доме, о матери, о Жоли, и стал ловить любую попутную машину. От горя он даже позабыл закурить, хотя постоянно нащупывал в кармане плаща сигареты и зажигалку. Минут через сорок он уже входил в свою квартиру на Васильевском…
Измученная недугами и старостью собака никак не откликнулась на возвращение хозяина, поэтому Ирсанов, раздевшись в прихожей, быстро прошел на половину матери. Старушка, сидевшая, как всегда, за «уж очень головоломным пасьянсом», встретила сына философически:
– С Жоли утром погуляла Лидочка. Она тебе звонила, я ей сказала, что ты еще в опере. А вчера поздно, к ночи почти, тебе звонил Илья из Америки. Сказал, что будет звонить сегодня в это же время. У меня мигрень и меня не тронь.
Выслушав мать, Ирсанов поцеловал ее в щеку и пошел в свою комнату. Там он смолол себе немного кофе, сварил его, добавив в кофеварку старой воды из графина, налил маленькую рюмку коньяка. Употребив коньяк и кофе, закурил и набрал номер Лидии Ивановны. Он поблагодарил ее за Жоли, за билеты, сообщил, что внезапно оказался после театра у себя в Озерках, и просил принять его «сию минуту».
– О чем речь!?! Валяйте! Я, правда, не прибрана с утра, но вы меня всякую видели. — Здесь, конечно, Лидия Ивановна сильно преувеличивала, потому что видеть ее «всякую» удавалось лишь ее интимным друзьям, а Ирсанов в этот круг и в это число не входил ни прежде, ни тем более теперь.
Закупив по дороге «пук цветочков», он очень быстро добрался до Лидии Ивановны, оказавшейся на сей раз в новом «неимоверном» халате — «конечно, японском».
– Я не одна. У меня приятельница, но она тотчас уйдет. Проходите.
Каково же было изумление Юрия Александровича, когда он, войдя в гостиную, увидел там в креслах... Людмилу Александровну. Дамы пили что-то между минеральной водой и лимонным соком.
– Знакомьтесь, — представила хозяйка гостя своей приятельнице, —доктор Ирсанов. Юрий Александрович. Прошу любить и жало...
– Мы уже сегодня виделись, Лидочка, — и обратясь к Юрию Александровичу, энергичная Табачник как бы продолжила ранее прерванную между нею и Юрием Александровичем беседу. — Что ваш племяш? Или сын? Я уже запамятовала. Как, улетел в свой К...?
Ирсанов побледнел и онемел одновременно, но выручила Лидия Ивановна:
– Я всегда знала за вами, Юра, только двух дочерей. А что у вас есть еще и сын в этом К..., для меня это, признаться, существенное открытие. Вы иногда умеете сочинить какой-нибудь замысловатый сюжет. Это у вас от Стендаля, верно.
Привыкшая знать о своих друзьях «буквально все», Лидия Ивановна была сейчас и озадачена, и раздражена одновременно. Табачник смекнула, что сказала лишнее, и стала быстро собираться «к бесконвойному передвижению в зоне свободного предпринимательства». Ныне она служила — по совместительству, не оставляя судебной практики, — юрисконсультом в каком-то совместном предприятии, поскольку сильнее всех благ жизни ценила самофинансирование и самоокупаемость. Именно это, а не первый и последний ее муж, побуждали Л. А. Табачник бывать в Лондоне «не менее трех раз в году».
– А вы-то как, Людочка, познакомились с этим господином? — не удержалась от вопроса Лидия Ивановна.
– Я? В очереди за «ножками Буша». Давали без талонов. Впрочем, о ножках, полагаю, Юрий Александрович сделает вам, Лидочка, чистосердечное признание. А меня ждут потерпевшие. Всех благ!
Шумно надев шубку, расцеловавшись с Лидией Ивановной, Табачник вышла из квартиры, не требуя провожатых. Ирсанов смотрелся на большом диване Лидии Ивановны полным олухом.
Итак, мой дорогой, начнем все сначала, — сказала Лидия Ивановна, присаживаясь на диван рядом с Юрием Александровичем. — Что до увиденных вами балетов и атмосферы в театре — я узнаю из других источников. Но у вас вид совершенно убитого человека. Что-нибудь стряслось дома? Жена что-нибудь придумала? Что- нибудь с дочерьми? Или обокрали дачу? Я слушаю вас!
Геннадий Трифонов — родился в 1945 году в Ленинграде. Окончил русское отделение филологического факультета ЛГУ. Преподает в гимназии английский язык и американскую литературу. В 1975 году за участие в парижском сборнике откликов на высылку из СССР Александра Солженицына был репрессирован и в 1976-1980 гг. отбывал заключение в лагере. Автор двух книг стихов, изданных в Америке, двух романов, вышедших в Швеции, Англии и Финляндии, и ряда статей по проблемам русской литературы. Печатался в журналах «Время и мы», «Аврора», «Нева», «Вопросы литературы», «Континент».
«Тюремный роман» Геннадия Трифонова рассказывает о любовном чувстве, которое может преодолеть любые препоны. «Сумерки» замкнутого учреждения, где разворачивается романная коллизия, не искажают логику эмоций, а еще сильнее «озаряют» искреннее и человеческое в героях, которые оказываются неодолимо связанными друг с другом.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Роуз, Азра, Саманта и Лорен были лучшими подругами на протяжении десяти лет. Вместе они пережили немало трудностей, но всегда оставались верной поддержкой друг для друга. Их будни проходят в работе, воспитании детей, сплетнях и совместных посиделках. Но однажды привычную идиллию нарушает новость об строительстве элитной школы, обучение в которой откроет двери в лучшие университеты страны. Ставки высоки, в спецшколу возьмут лишь одного из сотни. Дружба перерастает в соперничество, каждая готова пойти на все, лишь ее ребенок поступил.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Заветная мечта увидеть наяву гигантских доисторических животных, чьи кости были недавно обнаружены в Кентукки, гонит небогатого заводчика мулов, одинокого вдовца Сая Беллмана все дальше от родного городка в Пенсильвании на Запад, за реку Миссисипи, играющую роль рубежа между цивилизацией и дикостью. Его единственным спутником в этой нелепой и опасной одиссее становится странный мальчик-индеец… А между тем его дочь-подросток Бесс, оставленная на попечение суровой тетушки, вдумчиво отслеживает путь отца на картах в городской библиотеке, еще не подозревая, что ей и самой скоро предстоит лицом к лицу столкнуться с опасностью, но иного рода… Британская писательница Кэрис Дэйвис является членом Королевского литературного общества, ее рассказы удостоены богатой коллекции премий и номинаций на премии, а ее дебютный роман «Запад» стал современной классикой англоязычной прозы.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.