Два адмирала - [8]

— Не более того, сэр, сколько мне нужно было, чтобы вылечить свою рану, полученную при взятии французского люгера, — отвечал Вичекомб довольно скромно, но и не без твердости.

— Люгера! Что ты скажешь, Атвуд? Уж не говорите ли вы об «Вольтижезе».

— Судно это действительно так называлось, сэр.

— Так я имею удовольствие видеть господина Вичекомба, молодого офицера, который командовал при этой атаке? — сказав это с самой лестной благосклонностью, незнакомец привстал и приподнял свою шляпу.

— Я действительно Вичекомб, сэр, хотя и не имел чести командовать судном, — отвечал лейтенант, покраснев и приветливо отвечая на поклон незнакомца, — потому что в деле участвовал один из лейтенантов нашего судна.

— Да, я все это хорошо знаю, но он был отражен, между тем как вы взяли люгер на абордаж и одержали над ним совершенную победу. Получили ли вы за это должное вознаграждение от нашего адмиралтейств-совета?

— Я получил, сэр, все, чего только мог ожидать, потому что на той же неделе адмиралтейство прислало мне патент на звание лейтенанта. Жаль только, что наши лорды поступили не совсем справедливо с господином Уальтоном, который получил в этом деле также жестокую рану и все время битвы вел себя храбро, неустрашимо, как и подобает английскому офицеру.

— Подобная награда, — сухо сказал незнакомец, — была бы величайшей несправедливостью со стороны адмиралтейства, потому что это значило бы наградить за неудачу, а вы согласитесь, молодой человек, что на войне выше всего — удача! .. А вот и наши молодцы, — прибавил он потом, — начинают показываться, Атвуд!

Это замечание обратило внимание всех на море, где в это время представилось зрелище, достойное восторга. Носившиеся доселе в воздухе пары сжались в плотную массу вышиной футов в сто, оставляя над собой совершенно ясное пространство. В нем были видны верхние части мачт с парусами той эскадры, о которой говорил незнакомец. Огромные пирамиды различных парусов одиннадцати кораблей и трех фрегатов, изредка колыхаясь, приближались к месту якорной стоянки, расположенной на пистолетный выстрел от берега, между тем как бом-брамсели и верхние части брамселей шлюпа возвышались над поверхностью тумана, подобно красивому монументу. Странно было то, что туман этот вместо того, чтобы подниматься, казалось, опускался и как бы катился по поверхности вод. Скоро показались и марсы линейных кораблей, на которых начинали появляться матросы.

— Посмотрите-ка, господин Доттон, кажется, на последнем корабле к востоку развевается флаг контр-адмирала?

— Да, я это вижу, — отвечал сигнальщик, — но взгляните на третий корабль с западной стороны и вы, верно, увидите там флаг вице-адмирала.

— Ваша правда, господин Доттон, — отвечал лейтенант. — Вероятно, это эскадра сэра Дигби Доуна.

— Нет, молодой человек, — отвечал незнакомец, думая, что этот вопрос относится к нему. — Это южная эскадра, и вице-адмиральский флаг, который вы видите, принадлежит сэру Джервезу Окесу. На другом же корабле находится контр-адмирал Блюуатер.

— Заметьте себе, сэр Вичерли, что оба эти офицера всегда вместе, — добавил лейтенант. — Если вы услышите имя сэра Джервеза, оно уж наверное сопровождается и именем Блюуатера. Признаюсь, такая дружба достойна внимания!

— Им и следует быть всегда вместе, господин Вичекомб, — отвечал незнакомец с умилением. — Оба они под начальством Брестгука начинали службу на «Мермеде». Когда Окес был переведен лейтенантом на фрегат «Сквайд», Блюуатер последовал туда же в звании мичмана. Когда Окес был старшим лейтенантом корабля «Бритона», Блюуатер был третьим. Вскоре потом за одно успешное дело против испанского флота Окес получил шлюп, и его друг последовал за ним в звании старшего лейтенанта. В следующем году им посчастливилось овладеть судном, гораздо большим, нежели их собственное, и тогда только в первый раз им пришлось расстаться. Окесу дали фрегат, а Блюуатеру — «Сквайда». Но и тут они крейсировали до тех пор вместе, пока старшему не дали брейд-вымпела и команды летучей эскадрой; тогда младший, произведенный в капитаны, принял своего товарища на свой фрегат. Таким образом служили они до той минуты, пока первый из них не поднял своего адмиральского флага, и с той поры оба моряка никогда уже не расставались.

В продолжение всего этого рассказа, передаваемого полусерьезным, полунасмешливым тоном, слушатели имели возможность рассмотреть незнакомца. Он был среднего роста с красноватым лицом, большим носом и светло-голубыми, живыми глазами; его рот, довольно правильный, выражал гораздо лучше его характер и привычки, нежели его одежда или беззаботная мина. Когда он перестал говорить, Доттон почтительно встал со своего места, снял шляпу и сказал:

— Хотя память часто нам изменяет, но мне кажется, что я имею честь видеть самого контр-адмирала Блюуатера; я был штурманом на «Медвее», когда он командовал «Клоей»; и если двадцать пять лет не сделали в нем большей перемены, чем я предполагаю, то он теперь находится перед нами.

— Да, ваша память не совсем верна, господин Доттон, вы видите перед собой человека гораздо менее достойного, чем адмирал Блюуатер. Я — сэр Джервез Окес.