Души сокровищницы двери - [7]
Шрифт
Интервал
Покуда разумен, и ясен твой взор,
Судьбине не будешь идти вперекор.
Стоит ли биться главою об стену?
Вовеки не выиграть с женщиной спор.
«Вселенское горе, что гложет нутро…»
Вселенское горе, что гложет нутро,
В буднее утро владычит в метро.
Возможно ль увидеть, лиц боле несчастных,
Чем те, на которых дремоты тавро?
«Приди, вдохновенье, в час тяжкий ко мне!»
Приди, вдохновенье, в час тяжкий ко мне!
Печаль раствори, о, Забвенье, во мгле!
И ночь прошептала: не жди упоенья,
Покуда по грешной ты ходишь Земле.
«Я в грусти попал неминуемый плен…»
Я в грусти попал неминуемый плен.
Восстал из забвения прошлого тлен.
Ошибки частицы души уносили.
Им не найти во грядущем замен.
«Не время нас делает, люди, мудрей…»
Не время нас делает, люди, мудрей.
Свыше даётся величье идей.
С болью читал я сие изреченье:
Время не тратьте на лживых людей.
«Тянутся долго в дороге часы…»
Тянутся долго в дороге часы.
Колеблются часто раздумий весы.
Что же увижу я в пункте конечном?
Чадящие угли, иль капли росы?
«Треть жизни прошло на Мологи брегах…»
Треть жизни прошло на Мологи[2] брегах.
В покорности Богу и, каюсь, в грехах.
За каждый поступок, и каждое слово
Пред Ним я отвечу в могилы стенах.
«Правдивость присуща лишь только весам…»
Правдивость присуща лишь только весам.
Корысть, словоблудие ближе сердцам.
И заповедь ценится в людях иная:
Обманут не будешь, обманешь коль сам.
«Кружится, ветром оторван, листок…»
Кружится, ветром оторван, листок.
Он на стволе удержаться не смог.
Крепко держитеся, люди, за корни!
Сорвавшись, не будет обратно дорог.
«Чья-то душа – добродетели храм…»
Чья-то душа – добродетели храм.
Чья-то – смердящий до одури хлам.
Быть Человеком, иль тварью презренной,
Рассудок имеющий выберет сам.
«Двуличие жизни – жестокий урок…»
Двуличие жизни – жестокий урок.
Дано ли увидеть нам истину в срок?
Не стыдно быть бедным – философы скажут.
А жизнь утверждает, что бедность – порок.
«Метро… Час пик… Сюжет лихой…»
Метро… Час пик… Сюжет лихой.
Теряют облик там людской.
И пустота в глазах, стеклянных,
Зияет чёрною дырой.
«В волнах вселенской тишины…»
В волнах вселенской тишины
Печально льётся песнь луны.
И коль её вам слышен голос,
Вы одиночеством больны.
«Нельзя обращаться к слепому с мольбой…»
Нельзя обращаться к слепому с мольбой.
Нельзя сокровенным делиться с толпой.
Души тайники лишь луне отворяйте.
Толпа вам ответит злорадства волной.
«В детстве мы с совестью жили в ладу…»
В детстве мы с совестью жили в ладу.
Взрослыми ходим по тонкому льду.
Коль милостью Вышний Создатель одарит,
Юнцом я седым в бесконечность уйду.
«Скажешь «потёмки – чужая душа»?»
Скажешь «потёмки – чужая душа»?
Вначале в своей оглянись, не спеша.
Много найдётся углов полумрачных,
Хоть проживи ты, сто лет, не греша.
«Прежде чем сделать, подумай, постой…»
Прежде чем сделать, подумай, постой.
Дёгтя хлебнёшь ты иначе, с лихвой.
Коль выбор встаёт меж желаньем и долгом,
Будь верен второму, и сердце закрой.
Часть 2
Разное
Глава 1
Весна души
«Я вечером тихим по парку бродил…»
Я вечером тихим по парку бродил.
Берег багрянцем закат озарил.
И волны плескались игриво об вал.
И птичий лишь щебет покой нарушал.
Осень златая… И ветер шептал…
С душой неприкаянной счастья я ждал.
Одна ты сидела, в тени тополей,
Волнами любуясь. И стало теплей.
И встретились взгляды… Я был опьянён.
Улыбкою ангельской был ослеплён.
Любовью всесильною был обуян,
Что и в каменном сердце находит изъян.
Казалося, счастья вершины достиг.
Но истины поздно, увы, я постиг.
Был я тогда в заблужденья плену.
И день нашей встречи сегодня кляну.
Ты райских хотела от жизни щедрот.
И жизни беспечной, бесчестных господ.
Твоих воплощением грёз я не стал.
И час расставания ныне настал.
Расстаться с тобой мне не трудно теперь.
Открылась во счастье грядущее дверь.
Дар неба
Стихи лились во все века, рекой.
О счастье и юдоли, роковой.
Не раз воспеты жизни переливы,
Старуха-смерть, с корявою клюкой…
Любви воспеты оды и презренью.
Пролиты слёзы, с каждою строкой.
И всё же, вновь решусь замолвить слово
О той, что мне дарована судьбой.
О той, что мрак развеяла, кромешный.
Рукою нежной, ласковой, родной.
И сердце, мхом заросшее и камнем,
Отчистила слезинкою одной.
Цени, Джамаль, дарованное Небом.
И милость, высочайшую, воспой!
Печаль
В твоих словах почудилась мне лёгкая печаль.
Прочесть я тщетно силился твоей души скрижаль.
Что гложет сердце доброе? Поделись, коль можешь.
Коль я тому причиною невольно стал – мне жаль.
От века нам сопутствуют удача и огрехи.
Тропа судьбы обманчива и вьётся, как спираль.
Сегодня ты кручинишься, в раздумиях. А завтра,
Озарится радостью души твоей сераль[3].
Но что бы ни случилося, хочу я, чтоб ты знала:
С душою распростёртою, был искренен Джамаль.
Моя «Лейли»
Я, преисполнен мрачных дум,
Сижу сегодня, как Меджнун[4],
Истосковавшись по «Лейли».
(Они друг друга не нашли).
Он был судьбою обречён.
И луноликою пленён.
Покинув в горе белый свет,
Поэтом был Меджнун воспет.
О, если б жив был Низами!..
Воспел бы он мою «Лейли».
Преданность
Я брёл к подножию скалы,
Где сплошь терновника кусты.
Степенно в думы погружаясь.
Внимая шелесту листвы.
Услышал шорох впереди.
Шепнуло сердце: подойди.
Я подошёл… О, Боже правый!..
И сердце ёкнуло в груди.
Под засыхающим кустом