Душеприказчик - [10]

Распрямив спину, он вытянулся, расправил плечи и стал похож на высокую гору. Огромный, он казался раза в два выше Проклятого.

Забившись под перевернутое днище лодки Ша испуганно дрожал глядя на старца, да и в глазах его хитрого хозяина чувствовался нарастающее волнение.

– Прости, Езеф! Это действительно твой выбор! – перекрикивая внезапно налетевший ветер, заорал Проклятый. Но это не означало, что он согласился со стариком. Я мог поклясться, Душеприказчик готов был в любую секунду обнажить свой меч, оспорив неугодное ему решение.

Внезапно Езеф опять превратился в худого, сутулого лодочника и, обнажив желтые пеньки гнилых зубов, довольно рассмеялся.

– Знаешь, глупец, мне не нужен твой рожденный… И его горячая кровь мне тоже ни к чему. Я отказываюсь! Переправы не будет.

Проклятый недовольно поморщился и, развернувшись быстрым шагом стал сбираться на холм. Ша последовал за хозяином.

– Постой! Постой, а как же я?! – поднявшись, я побежал следом.

– А на кой ты мне сдался! – не останавливаясь, бросил в ответ Душеприказчик. – Тебя даже продать нельзя!

– Ага, – вторил ему Ша.

– Да зачем продать-то? – я никак не мог взять в толк его слова. – Ты просто выведи меня отсюда и все! Укажи мне путь до Россвела! Я оплачу!

Проклятый остановился так внезапно, что я со всего маха ударился о его спину и опять упал.

– Ты что так и не понял? Мы здесь все мертвы! Мы НЕ в мире живых, а наоборот! И тебе не выбраться отсюда! Никогда!

Я сейчас был похож на каменное изваяние возле Капитолия святого Юслофа: стеклянный взгляд, известковое лицо и абсолютная пустота в голове.

– Где? Я тут …все здесь… нет, не может быть, – кажется, я смог выдавить из себя еще несколько бесполезных фраз, только Проклятому они были совсем неинтересны.

* * *

…Если при жизни мы и думаем о смерти, то всегда предполагаем, что переход в иной мир произойдет менее болезненно, чем скажем удаление зуба или спасительное кровопускание. А когда мы с интересом изучаем надгробные послания из прошлого, то ощущаем мороз по коже и стараемся быстрее забыть тревожное осознание скорой встречи с чем-то неизбежным. И каждое слово, олицетворяющее загробный мир, вызывает у нас, по меньшей мере – неприятное волнение. Конечно, есть среди людей разряд таких, кто презирает смерть и всячески пытается доказать другим, что ему вовсе наплевать, где и когда он расстанется со своей жизнью. Про самоубийц я молчу, так как свои безумства они совершают, находясь исключительно в расстроенных чувствах. Но скажите мне на милость, как себя вести человеку, который даже не понял, что он умер, да и умер ли вообще…

– Что? – тихо прошептал Ша словно прочитав мои мысли.

Я вздрогнул. И посмотрел на равнодушного зверька. Обнажив свой тонкий, будто игла стилет, Проклятый аккуратно вытирал четырехгранное лезвие.

Я мог еще долго следить за этим «титаническим» трудом, если бы внезапный порыв не заставил меня вскочить на ноги и рвануть вниз к самодельной пристани.

Оказавшись возле лодки, я подскочил к слепому Езефу, и совершенно не соображая, стал вытряхивать все содержимое моей сумы на землю. При этом я даже не подумал, что лодочник не может видеть мои скромные пожитки.

– Возьми! Возьми все! Только увези меня отсюда! – истерично разрывался я на части.

Езеф опустил взгляд и безразлично уставился на разбросанные по земле вещи своими глубокими дырками. И я мог поклясться – этот треклятый старик способен созерцать не хуже меня.

Плюнув себе под ноги, старец уже было развернулся, но внезапно, его привлекла одна из моих зарисовок, которая подхваченная ветром затерялась среди высохшей травы.

Он аккуратно поднял смятый листок и, развернув его, вздрогнул. Лицо Езефа заметно изменилось. На лбу, словно земляные черви, появились длинные извилистые морщины, а черные глазницы стали просто огромными. На старца взирал его собственный портрет, слегка потертый и замазанный высохшими чернилами, но все-таки, в этом скромном художестве легко угадывались выразительные черты лодочника: широкие прямые скулы, большой лоб, а главное – отсутствие глаз.

– Я перевезу тебя на тот берег, – едва слышно произнес Езеф.

– И не только меня, – почувствовав в себе странную уверенность, твердо заявил я в ответ. Мой перст указал на Проклятого и его странную зверюшку.

На лице Езефа возникла радостная ухмылка.

* * *

Тихая, спокойная река нежно касалась бортов лодки, и когда Езеф опускал весло на ровную гладь, она продолжала оставаться такой же идеальной, будто поверхность пыльного зеркала, которое мне довелось увидеть в одной из комнат разрушенной церкви.

Старец то и дело внимательно взирал на меня, радостно выпячивая остатки зубов, отчего на его лице возникало странное подобие жадного оскала.

Я покосился на Проклятого. Стараясь вести себя спокойно он, как плохой актер все же не мог скрыть нахлынувших на него эмоций и выглядел весьма обескураженным.

– Ох, ну и умаслил ты меня, сопленышь, – довольно прохрипел Езеф. – Ни дать, ни взять… В наших краях это ценная штучка, потянет на парочку праведников.

Но я даже не слушал лодочника. Терзаемый мыслями, я никак не мог взять в толк, откуда у меня оказался этот портрет? Богом клянусь, я не помнил, что рисовал именно его.