Душегуб - [12]

— Не понимаешь? Совсем случайно мимо шел, да? Мамой клянусь, да? — нежно пропел Люд, придвигаясь чуть ближе.

Пленник инстинктивно подался назад, всем телом отстраняясь от этого страшного русского.

— А это ты понимаешь?! — в руке разведчика как бы сам собой, из ниоткуда, появился пистолет, причем не табельный «Макаров», а огромный американский кольт. — Сука! Прямо сейчас кончу, здесь же!

Вороненое бездонное дуло равнодушно глянуло прямо в глаза молодому чеченцу.

— Я не знаю! Я машину здесь мыл! Мину не ставил! Не ставил! Правда! Не надо стрелять!

— Не ври мне, сука! — в бешенстве взвыл Люд и, чуть приподняв ствол пистолета, дважды выстрелил над головой парня.

Оглушительный грохот рванул барабанные перепонки, кисло шибанула в нос вонь сгоревшего пороха, чеченец в голос заверещал, отшатнувшись было назад, но крепкая рука разведчика дернула его за ворот куртки, совсем рядом с лицом юноши вдруг оказались налитые кровью, горящие бешенством глаза, горячий ствол проехался по щеке обжигая кожу.

— Зачем тогда бежал?! Бежал зачем, спрашиваю!

— Испугался! Испугался я! — в голос рыдал чеченец. — Думал, на колонну напали! Испугался! Вдруг убьют! Не взрывал я! Не взрывал!

— Тогда кто?! Кто?! Сука! Завалю! Кто в селе фугасы ставит? Ну?! Говори!

— Я… Нет…, не я…, я не знаю, — запинаясь выкрикнул пленник.

Люд глубоко выдохнул, успокаиваясь, и разжал стиснутую на воротнике джинсовки руку, провел ладонью по лицу, будто смахивая облепившую его невидимую паутину, и уже совершенно спокойным взглядом окинул вздрагивающего и инстинктивно пытающегося отползти подальше чеченца.

— Я хочу кого-нибудь убить, — доверительно сообщил ему Люд. — Мне все равно кого… Желательно того, кто поставил фугас. Но в принципе сойдешь и ты.

Чеченец в ужасе замер вглядываясь в пустые водянистые глаза командира разведчиков, внезапно до самой глубины души, до печенок осознавая, то, что сейчас говорит этот заляпанный грязью и кровью русский с пустым взглядом — правда, что он Хамзат сейчас действительно умрет, если не укажет этому убийце другую мишень. Вот сейчас убийца поднимет свой огромный пистолет, вдавит ненормально широкое дуло ему прямо в лоб, привычным движением прикроется выставленной вперед левой ладонью от ошметков мозга и сгустков крови и нажмет спуск, потом спокойно и буднично сунет пистолет в кобуру, перешагнет через дергающееся в агонии на речном песке тело и пойдет по своим делам. А он, Хамзат, будет в последних судорогах сучить ногами по песку, царапать его напряженными пальцами, как тот русский, отбившийся от своих и случайно забредший на огород дяди Самура. Дядя тогда не растерялся и влепил солдату заряд крупной дроби из охотничьего ружья прямо в живот. Умирал солдат долго, и бывший еще совсем мальчишкой Хамзат с соседскими пацанами стоял над ним, с интересом наблюдая, когда же наступит смерть. Теперь, похоже, тоже самое предстояло пережить ему самому. Он так ясно представил себе картину будущей гибели, что его замутило, а где-то в глубине живота противно заворочался тяжелый холодный булыжник.

— В фильмах обычно считают до трех, — устало и абсолютно безразлично выговорил русский. — Я до стольки считать не умею. Поэтому считаю до одного. Итак… Раз!

Остро пахнувший сгоревшим порохом ствол пистолета уперся в лоб чеченца, больно вдавив кожу, палец на спусковом крючке мучительно медленно пополз назад, выбирая свободный ход. Перед затуманенным взором Хамзата вновь мелькнул царапающий пальцами с оборванным до мяса ногтями жесткую землю солдат.

— Я скажу! Скажу! — вскрикнул парень. — Не надо стрелять!

Давление на лоб чуть ослабло, палец на спуске замер. Русский ждал продолжения.

— Я точно ничего не знаю. Но люди говорят, что Абу Махмаев с сыновьями настоящие ваххабиты, они могли поставить фугас, — заторопился чеченец.

— Молодец, — равнодушно похвалил его русский. — Еще что расскажешь?

— Я больше не знаю! Клянусь! Больше не знаю ни про кого! — в панике залопотал Хамзат, отчетливо представляя, что вот сейчас русский выстрелит.

Тот действительно долго медлил, раздумывал, наконец, с явственным вздохом сожаления опустил пистолет.

— Обещал ведь, что не убью тебя. Слово надо держать, а жаль…

Хамзата передернуло от взгляда полного какого-то ненормального тоскливого вожделения, которым одарил его русский, будто ребенок в красочном детском магазине смотрел на слишком дорогую, недоступную, но от этого отнюдь не ставшую менее прекрасной и желанной игрушку.

— Копыто! Свяжи ему руки и потопали к нашим, посмотрим, что там у них.

Кряжистый разведчик, переваливаясь с ноги на ногу, будто косолапый медведь подошел к чеченцу.

— Лапы за спину, падаль!

Хамзат покорно завел руки назад. Их тут же нещадно вывернули в локтях и туго перетянули узким брезентовым ремнем. Резко вздернув связанные руки вверх, разведчик заставил пленного подняться на ноги и мощным рывком поволок его к искореженному «Уралу». Боль в вывернутых плечах была просто невыносимой, но Хамзат терпел, закусив губу, боясь нечаянно вырвавшимся стоном рассердить своих страшных пленителей.

Около подорванного грузовика кипела деловитая суета. Бизон, размахивая руками и периодически взбадривая нерадивых пинками и подзатыльниками отдавал распоряжения. Док деловито бинтовал плечо привалившегося к переднему колесу старлея, белая марля бинтов быстро набухала кровью, однако выглядел раненый вполне сносно, морщился от боли, но отчаянно пытался сохранить мужественное выражение посеченной осколками лобового стекла физиономии. Ухо — сержант-контрактник и штатный радист группы, тихо матерясь, что-то бубнил в гарнитуру рации, пытаясь выйти на связь с базой сводного отряда. Отдельно от всех в стороне от дороги стояли на коленях заложив руки за опущенные головы двое чеченцев в заляпанном драном камуфляже, за их спинами маячил Цапель, длинный и нескладный срочник, самый молодой разведчик в группе. То, что именно ему было поручено сторожить задержанных доказывало, что Бизон посчитал их абсолютно неопасными и лишь нежелание принимать решения без старшего группы помешало ему тут же отпустить пленных на все четыре стороны.