Душегуб. История серийного убийцы Михасевича - [4]

Повзрослев, братья и сестры Геннадия старались как можно меньше бывать дома. Девочки поначалу проводили все свое свободное время у подруг или в школе, а лет с тринадцати начали гулять с сельскими мальчиками, чтобы только как можно быстрее убраться из отчего дома. С мальчиками все было проще. Во-первых, отец их не бил так сильно, но, что еще важнее, не унижал.

– Зачем ты убираешь со стола, что, мать не может этого сделать?! Ты что, тряпка? Подкаблучник? Бабы всю жизнь тобой помыкать будут…

Модест заводился каждый раз, когда видел, что сыновья делают что-то по дому. Каждая следующая фраза распаляла его все сильнее, но остановиться обычно он уже не мог. Тот, на кого обрушился праведный гнев отца, старался попросту не обращать внимания на пьяные бредни и молча наспех мыл пару тарелок, а потом просто сбегал к чертовой матери из дома. Жизнь в деревне хороша тем, что всегда есть возможность скрыться или спрятаться у кого-то из друзей или соседей. Необязательно что-то говорить или объяснять, нет необходимости говорить о том, у кого ты. Здесь все стараются приглядывать за всеми.

Жена Модеста старалась не отвечать на оскорбления и даже перестала уворачиваться от ударов. Ее скорбная восковая поза, в которой она обычно сидела в углу комнаты, всегда выводила из себя мужа. С каждым следующим ударом Модест как будто обретал все больше сил, чувствовал звериный азарт. Остановить его в такие моменты мог только кто-то со стороны. Так случалось много раз. На шум к ним прибегали соседи, готовые помочь усмирить алкоголика. При виде кого-то чужого Модест как будто сразу осекался, трезвел и превращался в радушного хозяина, которому не повезло с женой, оттого и дома бардак, и дети не причесаны. Вскоре так все и стали считать, а женщине пришлось смириться и с этим, так как ее с детства учили, что нельзя говорить ничего плохого про мужа и детей. Да и не хотелось ей. Наличие мужа – это то, чему всегда завидовали женщины села. Подогревало эту зависть и то, что со стороны Модест казался вполне положительным, пусть и выпивающим, мужчиной. Если он поколачивает жену, так, видимо, есть за что. Значит, не ценит она своего счастья. О том, что быть замужем за Модестом вовсе не такое уж счастье, говорить было бессмысленно. Женщину никто бы не понял.

Природа наделила детей только одним способом защититься от врага – криком. Наверное, именно поэтому детский плач является самым раздражающим, самым непереносимым звуком, который физически невозможно проигнорировать. Взрослый человек бежит туда, где плачет ребенок, повинуясь инстинкту. Вопрос лишь в том, что он делает, когда прибегает и не видит достаточной, с его точки зрения, опасности. Модест обычно свирепел.

Геннадий кричал, когда его мать избивали или когда мужчина в бешенстве швырял вещи в стену, но от этого крика все становилось только хуже. Ребенок пытался задобрить отца, но и это не давало результата, но обижало мать. Если ребенок понимает, что любой его выбор будет значить ошибку, он обычно отказывается делать какой бы то ни было выбор и застывает. Когда очень долго молчишь, крик парализует тебя еще до того, как он успевает вырваться из глотки. Ты начинаешь задыхаться то ли от страха, то ли от гнева, причина уже не имеет значения.

Спустя какое-то время мать Геннадия перестала защищать детей, избрав тактику неведения. Она просто старалась уйти в другую комнату, чтобы не видеть всего, что сейчас будет происходить. Кажется, она все время старалась просто исчезнуть, раствориться в воздухе, так как ее существование как будто никому не приносило никакой пользы.

Когда женщина прекращает попытки защитить своих детей, обычно это обозначает тяжелую депрессию. Когда мужчина начинает проявлять сексуальный интерес к своим дочерям, это обычно свидетельствует о распаде личности, чаще всего из-за алкоголя. Это случается чаще, чем можно предположить, но люди обычно стараются не замечать этого, делать вид, что ничего не происходит, даже если это происходит за тонкой перегородкой в деревенском доме.

Две белокурые девочки семьи Михасевичей были как две капли воды похожи на свою мать в юности, а если учесть, что они часто одевались в платья матери, то пьяный Модест начинал видеть в них свою жену. Как можно было допустить, чтобы жена собиралась на танцы с каким-то парнем из соседней деревни? Чтобы жена красила губы в непотребно красный цвет?!

Глаза Модеста мгновенно наполнялись кровью, и тот начинал захлебываться от оглушающих волн гнева. Дальше все разворачивалось по двум сценариям. Либо девочке удавалось вырваться и убежать, а потом еще пару дней прятаться по соседям. Либо, что бывало чаще, отец затаскивал их в дом и принимался избивать и душить их. Вся остальная семья при этом могла быть на кухне и спокойно пить чай. Еще пару лет назад, когда девочки только-только начали тайком бегать на свидания, чай пила только мать семейства с маленьким Геннадием на руках. Сейчас состояние абсолютного эмоционального отупения и опустошающего безразличия охватило уже всю семью.

Шестилетний ребенок не понимал, как нужно себя вести. Как он ни старался, он не мог предугадать реакцию отца на свои поступки. Иногда он поступал одним образом, и отец это одобрял. В следующий раз ребенок поступал таким же образом, но Модест неожиданно впадал в приступ неконтролируемой ярости. Ребенок отчаянно хотел, чтобы его заметили, но, с другой стороны, он понимал, что оставаться невидимым безопасно. Мать редко тратила на него хотя бы несколько минут времени, а братья и сестры никогда не брали в игру, но и отец его бил реже всех. Однажды он застал сестер за странным развлечением. Девочки были на заднем дворе дома. Они тихо переговаривались о чем-то, а потом вдруг этот шепот прерывался оглушительным хохотом, после которого наступала полная тишина. Девочки заметили, что младший брат за ними подглядывает, и неожиданно подозвали его к себе. Оказалось, что им недавно рассказали о развлечении, которое обычно называют «собачьим кайфом». Обычное, но опасное школьное развлечение. Нужно было сесть на корточки, прислонившись к стене, а затем начать быстро дышать, чтобы наполнить мозг кислородом. Спустя минуту или две второй человек должен был подойти и пережать сонную артерию. В этот момент человек обычно теряет сознание, а в мозг выбрасывается смесь гормонов, отвечающих за страх и удовольствие – адреналин и дофамин. Весьма сомнительно, что от такого способа можно получить физиологическое удовольствие, но это развлечение пугало и захватывало дух. Тот, кто душил, с ужасом и любопытством смотрел, как дергается в бессознательном состоянии человек, осознавая, что это его рук дело. Секунду назад жизнь человека была в его руках. Второй же человек обычно приходил в себя лежа на земле и совершенно не помня, что делал несколько минут назад. Что может быть страшнее, чем потерять свою память? Обычно память возвращалась, а дыхание выравнивалось. Иногда развлечение заканчивалось трагедией, но это обстоятельство еще никогда не останавливало подростков от совершения глупостей.