Душегуб. История серийного убийцы Михасевича - [13]

4 Призраки одиночества

1967–1968 гг. Деревня Ист. Витебская область

В тот год изменили срок службы в армии с трех обязательных лет до двух, но Михасевич неожиданно попросился на флот, где всегда был увеличенный срок службы, но была возможность попутешествовать или, по крайней мере, отслужить в каком-нибудь приморском городе. Михасевич должен был отправиться в Одессу, но до этого момента нужно было провести полгода в учебке. Впервые за всю жизнь Михасевич оказался за пределами родной Витебской области в обществе абсолютно незнакомых людей. Эти первые полгода в учебной части даются сложно всем без исключения призывникам, а для Михасевича это оказалось непосильным испытанием. Поначалу он подумал, что теперь за ним больше нет славы «сына алкаша» и он может выдать себя за кого угодно, заново создать себя и найти себе новых друзей, но армия, как и любой другой закрытый социальный институт, не прощает лжи, а до тех пор, пока ты не выяснил, в чем состояла ошибка, невозможно заново построить отношения. Ты всегда, раз за разом, будешь делать эту ошибку, но всегда будешь надеяться на другой результат. Михасевич не смог сразу показать свой характер, не смог поставить себя, и стал тем же, кем был и в школе. Невидимкой. Он не был главным объектом дедовщины, его никто не избивал сверх меры и не изводил. Ему доставалось не больше, чем всем. Проблема была в том, что другие новобранцы его попросту не замечали, а вот это уже вынести было почти невозможно.

Единственным способом выплеснуть свои эмоции для Михасевича стали письма, которые он строчил с бешеной скоростью. У него было только два постоянных адресата: Лена и отец. Модест отвечал регулярно, но обычно его ответы ограничивались только парой строк, в которых он дежурно интересовался тем, как идут дела в армии, и давал пару ценных советов о том, как не выглядеть слабаком. Советы обычно не работали. Неудивительно, сам Модест никогда не служил в армии. Ответы от Лены всегда выглядели весьма внушительно. В аккуратно запечатанных конвертах обычно находилось несколько сдвоенных тетрадных листов, плотно исписанных убористым женским почерком. Для девушки тот роман по переписке был приятной, интересной и безопасной игрой. Независимо от того, был у нее сейчас какой-то кандидат в женихи или нет, у нее всегда была возможность представить себя в образе девушки, ждущей с фронта жениха. Пару раз в неделю она садилась за свой школьный письменный стол и начинала строчить ободряющие и вдохновляющие письма, представляя себя персонажем фронтовых стихов и песен. Она не любила Михасевича, но очень любила эти пару часов, во время которых она как будто путешествовала во времени и пространстве.

Для Михасевича письма от Лены значили очень много. В них он тоже мог представить себя в гораздо более выгодном свете, но гораздо важнее было другое, он мог быть искренним, открыться кому-то, кто его слушал и понимал. Лена была первым таким человеком в его жизни. Во все остальное время он проходил все испытания учебки в одиночку. Помимо него в казарме жило тридцать точно таких же, как и он, 18–20-летних молодых мужчин, которые готовы были в лепешку разбиться за две вещи: чтобы доказать свое лидерство и чтобы доказать свою мужскую состоятельность. Михасевич проигрывал в этих двух состязаниях почти всем. Он не был лидером, но, что еще больнее, он не имел практически никакого опыта с женщинами. Впрочем, как и почти все, вот только он имел глупость в этом признаться. Это произошло уже после учебки, когда в очередную увольнительную его взяли с собой в один из борделей города. Жрицы любви жили и работали в крохотной трехкомнатной квартире с картонными стенами. В основном сюда приезжали компании молодых людей, которые обычно ютились в коридоре и на кухне, ожидая своей очереди. Когда Михасевич оказался наедине с девушкой, он честно признался в том, что у него нет опыта в любовных делах. Через пару часов об этом уже знал весь взвод. Естественно, Михасевич с этого дня стал всеобщим объектом насмешек. Ни у кого не было такого сексуального опыта, о каком он рассказывал, а следовательно, каждый мог оказаться на месте Михасевича. Это значило только одно: нужно было как можно громче смеяться над ним, чтобы не допустить таких насмешек в свой адрес.

Спустя несколько месяцев службы письма от Лены стали заметно короче, а главное, они стали приходить реже. Геннадий несколько раз спрашивал, в чем дело, но никакого ответа так и не получил. Единственное, что ему оставалось, это написать отцу, чтобы тот поинтересовался, как дела у его невесты. Вместо ответа отца ему пришло письмо от Лены, в котором она трогательно и подробно рассказывала о том, как влюбилась «в первый раз в своей жизни». Объектом любви девушки стал ветеринар из соседней деревни, работавший в колхозе, в котором работал и его отец.

Невозможно было злиться на Лену за ее влюбленность, так как никаких отношений, кроме дружбы, у них с Михасевичем просто не было. Девушка не врала ему и не изменяла, напротив, она сначала хотела пощадить его чувства, а потом решила, что будет лучше обо всем рассказать самостоятельно. Письмо ее заканчивалось пожеланием хорошей службы и оптимистичным обещанием устроить ему торжественную встречу из армии. На тот момент Михасевич отслужил только девять месяцев из трех лет, так что окончание службы казалось чем-то нереальным и невозможным. Лена стала писать совсем редко, зато злорадные письма от Модеста посыпались на него как из рога изобилия. Каждая записка содержала разного рода рассуждения о врожденной подлости и беспринципности женщин. В какой-то момент Лена вдруг стала писать чаще, а ее письма приобрели все тот же меланхолически-романтический характер. В конце концов она призналась, что ветеринар ее бросил и теперь она вновь свободная девушка. Михасевич не знал, как должен реагировать. Он испытал радость оттого, что у него снова появился шанс, теперь снова можно верить в то, что его кто-то ждет из армии. Он ничего не писал о случившемся отцу, но Модест вдруг сам заговорил об этом в письме: