Душа нежна - [2]
- Игнатьич, опомнись! Что ты наделал! - кричал из-за сарая председатель сельсовета...
...Подошел председатель сельсовета, бледный, с жалкой растерянной улыбкой,
- Все! - сказал он и зачем-то развел руками!
Звук голоса привел в себя оцепеневшего Кирюшина. "Ничего, я защищался... А девка случайно подвернулась. Бригадир-то убит. А мог бы и я!" - пронеслось у него в голове...
...Привезли сельскую фельдшерицу. Бабы, заполнившие палисадник, оторвали Любаню от мужа и отвели в сторону. Она повисла на их руках, продолжая причитать и раскачивать головой. Фельдшерица подняла фуфайку за край, посмотрела на лицо Андрея Исаевича, подержалась за кисть его руки и сказала что-то милиционеру, разведя руками. Бригадира понесли к телеге. И тут из избы донесся вопль, за ним другой. Мальчишки и бабы шарахнулись из палисадника. Кто-то заглянул в окно, крикнул:
- Дуняшка рожает!
Заплаканные бабы засуетились, выдворяя ребятишек за забор, на улицу. Дверь наконец-то выломали. Ивана Игнатьевича вынесли в сени. В сундуке нашли чистую простыню и положили Дуньку на кровать. Она металась, визжала, долго не могла разродиться. Молодая фельдшерица волновалась, беспомощно опускала руки, не зная, как помочь. Догадались послать за бабкой. Но Дунька родила без ее помощи, родила и притихла, тяжело дыша открытым ртом.
- Ишь ты, какой крепенький! Ишь, какой терпеливый мужичок! - бормотала бабка, наклонившись над постелью, перевязывая пуповину ребенку".
В широко развернувшейся событийно прозе Петра Алешкина этот эпизод ключевой: не только по обстоятельствам рождения самого писателя, но и как исток его художественного мировоззрения. Ключ - в позиции Алешкина как русского писателя. В широте душевного охвата. В привлечении мира, страны, людских страстей, неразрешенных, в узлы спутанных связей родов и поколений. В деянии под небом Руси, под солнцем красным.
Русская литература и поныне не забывает, что она великая. Одолевающая преграды, выходящая из берегов, уносящая в неведомые пространства - являя их. Не говоря уже об опрокидывании чисто литературных условностей, утверждении - обнародовании необъятных и первичных истин искусства, преображении людского мировосприятия. Она все так же творится в исходной мощи, в предначертанности увлекать за собой все пласты жизни, устанавливать новый мировой порядок. Ведь русская художественная литература - это красно украшенный космос.
Так, отдавая себе отчет или просто в силу наследственности, пишут современные создатели русской литературы. Граждански они, как и все россияне, живут при катастрофическом падении национального самосознания. Но пишут - как представители великой культуры. Ловят прирожденным художественным чувством вечное, действенное, жизнестойкое - то, что присуще менталитету, воплотившемуся в Российское государство.
И ни капли идеализации. Смехом сквозь позор, обиду за свой народ, сквозь растерянность и гнев прорывается сатира в остропамфлетной повести Петра Алешкина "Судороги, или театр времен Горбачева".
Началось с выборов. "Мишка Артоня увидел на двери магазина две желтые листовки со смутными пятнами портретов кандидатов в депутаты". Выборная волна административным своим ражем захлестнула и тамбовскую деревушку Масловку.
В самом понятии "депутат" ничего для масловцев особенного нет. Не одно десятилетие при них жили и цену им успели узнать. Среди последних образчиков уходящего режима в повести фигурирует и такой "избранник": "Правда, один из депутатов, Василь Никитич Амелин, молчаливый скрытный мужик - из-за этих качеств он тридцать лет был бессменным депутатом, так вот он через три дня после избрания его депутатом переехал на жительство в райцентр, в Уварово. Оказалось, что он там еще в феврале купил дом, но по привычке своей смолчал об этом даже во время своих выборов".
С въедливым, по-толстовски, упорством, сродни весьма ядовитому наслаждению, крутит-ввинчивает в читателя Алешкин само слово "депутат", откровенно эмоционально окрашенное авторски. Внушает нам народное, деревенское к нему отношение, вызывая в памяти сопутствовавшие ему времена колхозного строительства. И - переводя слово в другую историческую обстановку. Туда, где, к собственному изумлению, вся Россия принялась упиваться волшебными звуками с современной аурой: "плюрализм", "оппозиция", "демократия", "консерватор", "экстремист", "команда"... Где свершается пробуждение от политической спячки: "Человек, с которым ты только вчера раздавил бутылку под тополем у клуба, оказывается, правый консерватор. А человек, с которым ты только что возил навоз на огород, экстремист".
До политической кульминации выборов взвилось выступление кандидата в депутаты нового толка, завхоза с неблагозвучной кличкой Бздун. (Так он других обзывал, вот к нему и приклеилось.) Сатира в повести в этот миг внезапно схлестнулась с яростью дальних революционных лет. И в забытой тамбовской глуши тряхануло душу России. Писатель одним художественным штрихом "подвел итоги" и просветил в минисюжете, как в зернышке, то, какие безотказно движущие силы оказались задействованы в русских людях, что толкнуло их навстречу реформам или, во всяком случае, непротивлению государственному перевороту:
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.
Правда всегда была, есть и будет первой жертвой любой войны. С момента начала военного конфликта на Донбассе западные масс-медиа начали выстраивать вокруг образа ополченцев самопровозглашенных республик галерею ложных обвинений. Жертвой информационной атаки закономерно стала и Россия. Для того, чтобы тени легли под нужным углом, потребовалось не просто притушить свет истины. Были необходимы удобный повод и жертвы, чья гибель вызвала бы резкий всплеск антироссийской истерии на Западе. Таким поводом стала гибель малайзийского Боинга в небе над Украиной.