«Душа моя спокойна...» - [4]

25 апреля. Утром поехал по городу. Медленно раскачиваются пензяки, нехотя перекапывают газоны, убирают сухие листья и пропавшую траву. Народу мало на благоустройстве… Сколько надо еще лет, чтобы приучить без понукания делать простые вещи по уборке города? А все это оттого, что есть своеобразие историческое в формировании населения города. До революции Пенза — небольшой, хотя и губернский город, заполненный в основном осколками дворян, мещанами, кустарями. Пролетариата в истинном смысле этого слова нет.

Идеал мещанина — уют своего семейного гнезда, до остального ему дела нет. Страсти, волнения — не его удел.

После революции, особенно в годы Великой Отечественной войны, за счет эвакуации начинается бурный рост промышленности. Готовых кадров рабочих нет. Их завозят из сел области. Вместе с желанием работать в промышленности они провозят и свои деревенские привычки: равнодушие к грязи на улице, во дворе, в избе. Все это переплетается и дает сейчас мучительные отрыжки равнодушия к внешнему облику города, его благоустройству.

23 мая. Уехал в г. Кузнецк[7]. Сегодня здесь встреча с механизаторами, которые по нашим путевкам работали в колхозах и совхозах на весеннем севе, помогали крестьянам заложить урожай.

Собрали в клубе обувной фабрики. Выступали все, кто желал. Я их от имени обкома КПСС поблагодарил за хорошую работу, вспомнил русскую пословицу: «Что посеешь, то и пожнешь». Они с восторгом встретили это предложение, выражая готовность осенью поработать на уборке урожая. Некоторые выступления просто самобытны и интересны своей народной непосредственностью. Один из рабочих выступает перед аудиторией и во весь слух рассказывает о «действенности соревнования». Работали мы в колхозе им. Орджоникидзе Лунинского района. Вроде, время сева не подошло… Сидим в полевой бригаде, обедаем. Смотрим: что такое? Из соседней бригады едут с красным флагом. Уже сев окончили. Эх, — думаю, — едрит твою мать… Заело… Сел на сеялку, поехал сеять!» (Смех в зале. Аплодисменты!)

Вручили всем благодарственные грамоты. Одному — нет. Говорят, пришел пьяный. Выбежал от злости…

31 мая. День солнечный. Поднялся около 7-ми утра. Завтрак с Щербаковым[8]. Потом поехали в сторону Рахмановки[9]. Щербаков хочет показать поля в лучшем виде. А район Рахмановки — это Вадинская Кубань. Всходы действительно хорошие, да и культура полей стала приличной…

Остановились на горе. Внизу привольно раскинулась Коповка[10], а ее центр — церковь — величественно стягивает эту панораму. Сразу на могилу отца[11]. Сегодня (по старому обычаю) — родительская суббота — дети должны приходить на могилы родителей. Не загадывал заранее, но приехал как раз. Кругом цветут яблони, низко наклонив свои старые отяжелевшие ветви. Буйно цветет сирень, луговина полна ярких красок. Долго стоял я у этой дорогой мне могилы — маленького клочка земли, на котором ушла в вечность, в тлен и прах частица того, что создало меня. Где-то рядом в заросших кустах вишни, могила прадеда — А.Н.Владыкина. 61 год и отсутствие заботы все давно сровняли, следы могилы выдает лишь цветущая вишня. А рядом сосна. Около нее, как мне говорили, могила отца моей прабабки — Григория Прозорова. Почти сто лет, а может чуть и больше, с этим селом, даже с этим местом связана ниточкой прошлого моя жизнь. В старой деревянной церкви, от которой теперь в саду остались лишь два-три фундаментных камня, служил Прозоров, в ней же начал службу Владыкин. На глазах прадедов и бабок с прабабками вырос новый величественный храм. Прадед успел и в нем служить четыре года, а после его смерти — прабабка была «просфорной» (просвирней). Здесь все они нашли и свой покой. Последняя могила — это могила отца…

Потому так долго стоял у могилы, бродил по саду, фотографировал…

Моя Родина начинается здесь. Здесь мое прошлое, а без него не могло быть будущего! В этом весь вопрос.

Я копаюсь в прошлом предков не потому, что просто хочется из любопытства узнать, а кто они. Нет! Это особая форма благодарности всем им за то, что они дали мне силы… Не понимаю людей, которые небрежны к своему прошлому. Это неблагодарные хамы, равнодушные эгоисты, которые, пожирая труды своих предшественников, не умеют сказать хотя бы мысленно им «спасибо!»

22 июля. Все больше и больше завязывается узлов. Было плохо с мясом, стало плохо с рыбой, теперь назревают обострения по белому хлебу. Не хватает сыра. Узел на узел. И, самое странное, никого это серьезно не беспокоит. Из Москвы идут телеграммы с красной полосой, требующие выполнения плана товарооборота и мобилизации «внутренних ресурсов». У них, конечно, положение тоже безвыходное, но зачем создавать его неразумными мерами? Вот в чем вопрос.

Мы еще каким-то чудом держимся, но, думаю, что и нашей выдержке придет конец. Так долго продолжаться не может. А от мысли такой становится противно на душе. Временами приходит плохое настроение: плюнуть на все и уйти!

18 ноября. Сижу и жду ответа на шифровку. Только пообедал, иду в кабинет, трубка «ВЧ» лежит на столе.

— С вами будет говорить Леонид Ильич Брежнев.

— Слушаю…

— Здравствуйте, Георг Васильевич. Два дня был за городом, готовился к съезду. Сколько у вас воинских машин?