Дурдом с призраками - [15]

А Лизавета каждый раз, как ей удавалось заманить его к себе, делала все от нее зависящее, чтобы визит соседа перешел в нечто гораздо более значительное.

Она принимала Отари в коротком халатике, который то и дело невзначай распахивался; она угощала его кофе, причем непременно лезла за сахаром на верхнюю полку кухонного шкафа, делая все возможное, чтобы продемонстрировать Отари самые выгодные, по ее мнению, части своего тела.

Деликатный грузин делал вид, что не замечает распахнутого халата и прочих Лизаветиных соблазнов, отчего она еще более распалялась и старалась преодолеть его круговую оборону.

Так продолжалось до сегодняшнего дня, когда Лизавета решилась пойти на штурм.

Дождавшись появления Отари, неугомонная красотка позвонила ему по телефону и, прерывая сбивчивые слова рыданиями, сообщила, что у нее прорвало кран в ванной и она заливает свою собственную и нижнюю квартиры.

Безотказный Отари бросился на помощь соседке.

Дверь ее квартиры оказалась не заперта, он вбежал внутрь и устремился прямиком в ванную комнату. Там, однако, он не увидел никаких признаков потопа. Напротив, ванна была наполнена горячей водой с ароматной пеной, и в этой пене колыхалась розовая голая Лизавета.

При появлении Отари она поднялась из пены, как Афродита, и протянула руки к соседу с пламенным призывом:

– Иди ко мне, мой козлик! Ну, сколько же можно упираться! Иди ко мне скорее!

Отари и на этот раз проявил твердость характера, и стрелой вылетел из ванной, а затем – и из квартиры.

Возможно, впрочем, что твердость его характера была ни при чем, а просто многоопытного грузина не возбуждали несколько потрепанные прелести соседки.

Тем не менее Лизавета решила не отступать и довести дело до победного конца.

Выскочив из ванны, она наскоро обтерлась полотенцем и что-то на себя накинула. Все же она была не настолько возбуждена, чтобы выскочить на лестничную площадку в голом виде.

Это ее отчасти спасло, потому что на площадке она лицом к лицу столкнулась с женой Отари.

Лена примчалась, руководствуясь импульсами своей женской интуиции, а может быть, интуиция тут оказалась ни при чем, а имел место анонимный звонок кого-то из соседей.

В этом месте моя рассказчица несколько замешкалась, а я поглядела на нее очень внимательно. Мария Васильевна опустила глаза, но после все же собралась с силами и продолжала свою увлекательную историю.

Так или иначе, жена гражданина Гунтаришвили чрезвычайно своевременно прибыла, чтобы встать на защиту своего семейного очага, и даже успела вооружиться первым, что подвернулось ей под руку.

Это оказалась рука, которую Лена оторвала у одного из манекенов, которых Отари использовал при продаже турецкого ширпотреба.

Рука была пластмассовая и не очень тяжелая, но все же могла использоваться как оружие ближнего боя.

Впрочем, в рукопашной схватке Лизавета тоже имела немалый опыт. Она схватила стоявшую на площадке швабру, и начался тот самый поединок, невольной свидетельницей и даже случайной жертвой которого мне пришлось стать.

Мария Васильевна закончила свой волнующий рассказ.

За время этого рассказа я успела прийти в себя и даже обдумать свои дальнейшие действия.

Получалось, что идти сейчас к гражданину Гунтаришвили мне никак нельзя: его жена находится в состоянии нервного возбуждения, и появление любой особы женского пола может вызвать настоящий взрыв с самыми непредсказуемыми последствиями.

Значит, идти к уроженцу Кутаиси придется дяде Васе.

Я представила, как он будет недовольно морщиться и говорить, что я без него ни на что не способна и мне нельзя поручить самое простое и незамысловатое дело…

Хотя это, безусловно, неправда: я вполне успешно провела операцию в агентстве «Миссис Хадсон», и из настоящей Людмилы Васюковой извлекла кое-какую информацию, да и мой сегодняшний визит нельзя назвать совершенно бесполезным: из разговора с общительной соседкой я довольно много узнала о гражданине Гунтаришвили.

Закончив свой рассказ, Мария Васильевна посмотрела на меня с ожиданием: наверняка в ответ она ждала, что я ей тоже что-то расскажу, и уж во всяком случае сообщу, что делала в их доме и к кому направлялась. Имя Отара Гунтаришвили называть было никак нельзя, а больше я здесь никого не знала. Поэтому я резко заторопилась, сказала, что чувствую себя гораздо лучше, и под разочарованным взглядом своей спасительницы бросилась прочь из ее квартиры.

К моему удивлению, дядя Вася выслушал мой рассказ вполне благожелательно и тут же согласился отправиться к Отари Ираклиевичу.

– Я, когда в милиции работал, таких людей много повидал! – сообщил он мне. – С ним проблем не будет, точно тебе говорю!

На этот раз лифт не работал, и Василию Макаровичу пришлось подняться на шестой этаж пешком. Поэтому он подошел к дверям квартиры запыхавшийся и в самом мрачном расположении духа. Он позвонил в дверь резко и требовательно, как привык звонить в те времена, когда работал в милиции.

Люди, которым часто приходится сталкиваться с милицией, умеют безошибочно отличать сотрудников этого ведомства, даже когда те одеты в штатское. Больше того – они умеют определять милиционера по голосу, и даже по дверному звонку.