Думаю – следовательно, играю! - [3]

Вылезли все, даже «Интер». Словно в Милане произошло землятресение. А что если бы сейсмограф был сломан? Они позвонили Тинти и задали ему простой вопрос:

– Андреа вернулся бы к нам?

Мне передали его слово в слово:

– Андреа, ты вернулся бы к ним?

Нельзя ничего сразу отвергать. И у меня был заготовлен хороший ответ для всех.

– Слушай, что они хотят.

Они хотели меня. Но они были медленными (замечательными, но такими медленными) – в смысле, что перед началом серьезных переговоров им надо было понять, как закончится чемпионат, кто будет тренером в следующем сезоне, каковы будут планы и цели команды… Лично со мной разговаривали всего один раз. Я хорошо это помню, это было утро понедельника, сезон только что закончился.

– Привет, Андреа, это Лео.

На том конце был Леонардо – тренер «Интера» на тот момент.

– Привет, Лео.

– Слушай, все, наконец-то, в порядке. Президент Моратти дал мне все полномочия. Мы можем начать переговоры.

Он сулил мне в «Интере» замечательные вещи – словно имел на это право. Это мог бы быть замечательный вызов: вернуться туда, где я уже был. Еще раз войти в ту же самую реку после десяти лет в «Милане», девять из которых были сверхурочными. И Леонардо мог бы мне помочь, если бы через пару недель не перешел в парижский «Сен-Жермен» – команду шейхов.

– Андреа, в новом «Интере» у тебя будет важная роль.

Да, я думал об этом в определенный момент, но я не смог бы. Это было бы слишком для болельщиков «Милана» – они не заслужили такого удара.

– Спасибо, Лео, но я не смогу. Вчера вечером я подписал контракт с «Ювентусом».

Никогда не скажу, какой ручкой.

2. Юный Марадона

«У меня было два варианта: обидеться и бросить или обидеться и продолжить, но по-своему. Второй вариант показался мне лучше первого, и я начал действовать. Я сам пошел за мячом»

Я был опустошен. Выброшен. Утилизирован. Вычеркнут, отменен, разряжен. Занесен в архив, забыт, похоронен. Если кто-то в «Милане» хотел для меня такого финала, то у них получилось: я тонул. Как маленький «Титаник». Смог вместо айсберга. Но спасибо тому, кто это сделал. Если бы калькулятор не ошибся, если бы предсказания хрустального шара были интерпретированы точнее, я бы никогда не почувствовал себя таким же, как все. Нормальным человеком. Игроком из табеля. Этот краткий период своей жизни я прожил в виртуальной реальности, я был другим Андреа Пирло, тем, за кого меня хотели выдать, тем, кем я должен был стать, но не стал. Со мной обращались, как с одним из многих, давая мне перевести дух, но добились обратного эффекта: во мне лишь крепла вера в то, что я – нечто большее.

Ребенком, а после подростком, я пытался бороться с этими определениями: уникальный, особый, предрасположенный. Потом я научился уживаться с ними и извлекать из них пользу. Это не было легко – ни для меня, ни для тех, кто меня любит. С детства я знал, что сильнее всех, и поэтому обо мне начали говорить. Слишком много. И не всегда хорошо. Однажды мой отец Луиджи даже ушел с трибуны, с которой он смотрел на мою игру, ушел на другую сторону стадиона и сел один, чтобы не слышать неприятных комментариев других родителей. Он убежал, чтобы не реагировать или чтобы не расстраиваться. Ему не было стыдно за меня – он просто уходил от этого негатива, как Форрест Гамп, который просто искал место потише. Спокойнее и уютнее. К сожалению, и моя мама Ливия не избежала лишних нервов.

– Кем он себя считает, Марадоной? – Вот вопрос, который чаще всего я слышал по поводу себя, его произносили громко, желая спровоцировать меня, лопаясь от зависти, не понимая, что на самом деле мне дарили один из самых дорогих комплиментов. Черт возьми, Марадона! Это как назвать гимнаста Кеки, баскетболиста – Джорданом, топ модель – Кемпбелл, или назвать Берлускони Ватуссо. Взрослые люди обзывали мальчишку, силы были неравны, и я не мог им ничего ответить, лишь соответствовать этому определению. Делать именно то, в чем меня обвиняли. Чувствуя свою непонятную вину. Я был защищен невидимыми доспехами, но через них то и дело проникали удары ножа и отравленные стрелы. Впервые это потрясло меня в четырнадцать лет, в матче юниорского чемпионата. Я играл в «Брешии», но на этот раз вся «Брешиа» ополчилась против меня.

– Сыграйте на меня.

И тишина. Хотя я громко кричал и говорил на вполне понятном итальянском.

– Ребята, отпасуйте на меня!

И снова тишина, даже слышно эхо моих слов.

– Да что такое?

И снова тишина, словно все оглохли.

Мяч никто не передал. Мои товарищи играли между собой, не замечая меня. Я там был, но они не видели меня – точнее, вели себя так, как будто меня там не было. Меня исключили из общества, словно прокаженного, только потому, что я был лучше их. Я бродил как привидение, мне казалось, что я сейчас умру. Против меня был заговор. Со мной даже не разговаривали. Даже ни одного взгляда в мою сторону. Ничего.

– Так вы мне отпасуете или нет?

И снова тишина.

Со мной случился нервный срыв, я разрыдался. На поле, при всех, в присутствии двадцати одного противника – одиннадцать из команды соперников и десять из моей. Я не мог прекратить. Я бежал и плакал. Прыгал и плакал. Останавливался и плакал. Потрясенный, раздавленный подросток. А с подростком не должно происходить таких вещей. В этом возрасте надо забивать гол и радоваться, но тот факт, что я их забил слишком много, мешал огромному количеству людей.