Духовные упражнения - [28]

Для меня мораль и нравственность — это пространство бессознательных этических реакций человека и общества. Когда эти реакции осознаются, рефлексируются, отражаются в сознании, они становятся этикой. Этика — это мораль и нравственность, отраженная в области сознания. Этика — это мораль и нравственность, ставшие предметом мысли, обобщения, анализа.

— Ну вот! Начались «морали»!

— Куда же без них?

Это сильное и, возможно, не очень корректное упрощение, но без него никак нельзя, потому что оно имеет отношение к жизни, и вот с какой стороны.

Ручки трудовые

Мораль — это нравственный воздух общества, атмосфера, в которой мы живем и движемся. Мы не просто «дышим» моралью, но и мораль «дышит» нами, она ставит границы, задает характер поступков, допустимых реакций и общественных навыков. При этом только единицы имеют желание изучать этот «воздух», подвергать сомнению его границы, сопротивляться ему, влиять на него, освежать атмосферу.

Воздух морали изменчив, и я хорошо помню время, когда дышалось по-другому. Атмосфера, в которой прошло мое детство, — это кислород советской морали. Лучшим описанием химического состава, которым мы дышали, была песня, озвученная бодрым голосом Толкуновой:

Жила к труду привычная

Девчоночка фабричная,

Росла, как придорожная трава.

На злобу не ответная,

На доброту приветная,

Перед людьми и совестью права!

Люди, которые пели такие песни, больше всего ценили правду и справедливость, поэтому честность была одной из высших добродетелей. Это были люди идейные, но при этом — люди труда. Они действительно крепко трудились, и у меня перед глазами их честные рабочие руки. Как-то наша соседка рассказывала моей маме, как забраковала жениха:

— У него руки, как у девчонки, белые, гладкие — аж противно!

Человека оценивали по рукам! Причем жили не по заветам ленинской морали, она была чем-то абстрактным, жили так, чтобы было по-людски — вот то самое слово!

Перед людьми и совестью права.

Записки адвоката

Давно замечено, что русские люди не любят читать юридические документы. Это пытка для рядового человека! Нам ближе и понятнее решать вопросы по-людски, а это и есть этика естественного закона, написанного в сердце, о которой говорил апостол Павел в Послании к Римлянам, закона, который говорит голосом совести — к ней советский человек и апеллировал. И что самое удивительное, к ней апеллирует и Христос, когда описывает Страшный суд в знаменитой 25-й главе Евангелия от Матфея.

Это описание для нас тем более важно, что его озвучивает непосредственно Сам Судья, а Он говорит, что спрашивать будет не о вероисповедании, расовой принадлежности, политических взглядах, эстетических пристрастиях, и, более того, Он не будет судить по кодексу Десяти заповедей, что есть совершенный скандал! Трибунал самый простой: голодного накормил? Жаждущего напоил? Бездомного приютил? Больного посетил? Это все можно заменить вопросом: ты поступал по-людски, по-человечески?

Христос будет судить не по библейским законам — ни по ветхозаветным, ни по новозаветным, ни по церковным канонам. Он взывает к естественному закону нравственности, написанному в сердце каждого человека. Однако даже нравственно одаренный человек не может не дышать тем воздухом морали, которым дышит его окружение.

При всех достоинствах советской морали, она накапливала свои яды, и однажды их стало так много, что люди буквально начали задыхаться в этой атмосфере.

Мораль — это сфера поступков, их оценки, терпимости к пределу допустимого и порицания недопустимого.

Однажды я исповедовал одну даму, которая просила меня задавать ей вопросы.

— Воровали?

— Мы не воруем. Мы берем. Это банки воруют. А мы берем.

Еще один из вариантов:

— Воровали?

— У людей — нет.

Ответ предполагает, что у государства или, в наше время, у организации можно. То есть единый климат морали был таков, что возможность воровства не только не порицалась, но к концу восьмидесятых годов даже одобрялась и ставилась в пример: человек умеет крутиться. У меня был приятель, который умудрился стащить дорожный знак и спрятать его на даче. Он не смог объяснить зачем, но был убежден, что раз можно унести, значит, надо. Несли все, что попадалось, и священное по-людски было подвергнуто незаметной редакции.

Команда одиночек

Все это я разбираю не с тем, чтобы оправдать или опорочить советский строй. Просто мы дышим воздухом морали, химический состав которого формировался в том числе и в годы советской власти, и когда мы сегодня обсуждаем проблемы церковной жизни, не надо забывать, что внутри церковной ограды тот же моральный воздух, которым дышит все общество, нам никуда не спрятаться. Выход только один — активно влиять на состав моральной атмосферы.

Почему у нас с таким трудом развиваются церковные общины? Приходская жизнь пестра и активна, а общины все нет. О внутрицерковных причинах говорят много, но забывают о том, что мы не изжили некоторые позднесоветские яды. Спокойная и предсказуемая жизнь в Советском Союзе воспитала народ-ребенка, привыкшего к роли пассивного и послушного стада. Народ, потерявший навык к самоорганизации, утративший один из важнейших социальных рефлексов — работу в команде. А это уже моральная инвалидность, «иконой» которой, как ни странно, стал футбол. Группа талантливых игроков, которые не умеют работать вместе, сообща, команда одиночек. И дело вовсе не в футболе, над которым так жестоко все потешаются. Все наше общество — команда одиночек, а потому и Церковь наша — команда одиночек. Если даже священники не интересны друг другу, чего вы ждете от прихожан?