Духовные проповеди и рассуждения - [3]

Он был величайшим богословом и проповедником Германии, но и в других странах, куда не доходил его голос, учение его распространялось через переписанные латинские и немецкие проповеди. Не только в своем Ордене и в школах проповедовал Экхарт, но все сословие призывал он к участию в высокой религиозной жизни. В женских монастырях, в домах бегинок, среди мирян звучали его немецкие проповеди. Он создал новый язык, ибо первым заговорил на родном языке о глубинах мистической и философской мысли.

Правда, и до него встречаем мы подобные попытки в сочинениях Метхильды Магдебургской и в песне о триединстве, но все это ничтожно по сравнению с творчеством Экхарта. Пластичность, простота и ясность языка достигли у него такой законченности, что в этом направлении мистики последующих времен уже не могли дать ничего нового. С бесстрашной простотой подходит он в упор к предметам самым тонким и трудным. Смело создает он слова, передающие отвлеченнейшие понятия; не боится привести тут же сравнение из повседневной жизни; делает слушателей как бы свидетелями внутреннего роста мысли своей. Вопрошает, отвечает, и строгая логика его исполнена живого огня. Он всегда неожидан; чувствуется, с какой страстью хочет он сделать каждого участником той высокой свободы и радости, которые открылись ему. Желая сделать мысли свои доступными, он при этом никогда не низводил их до уровня толпы; он хотел каждого поднять до себя. Часто слышим мы, как, предвидя трудности какого-либо толкования, он убедительно просит: «Будьте теперь внимательны, поймите меня теперь хорошенько!»

Оттого, что он всегда горит в этом огне, который сжигает все, что не есть безусловное, подлинное перед лицом вечности, – строг его голос. Это не его строгость. Это строгость вечности, говорящей через него. Это не ригоризм аскета, который требует от других того, над чем мучается сам. Он не устает сражаться с тем духом «мещанства», который может проявляться во всех областях и всюду, даже в мирах духовных ищет удобного успокоения на догмате благополучия, и непременно так или иначе добивается для себя маленькой выгоды, признания…

Всякое «прекраснодушие», «расплывчатые чувства», «духовные услады» преследует его насмешка. В конце одной особенно высокой проповеди он вдруг как бы с отчаянием восклицает: «Благо тому, кто понял эту проповедь! Если бы здесь не было никого, я должен был бы сказать ее этой церковной кружке.

Найдутся жалкие люди, которые скажут: я вернусь к себе домой, сяду на свое место, буду есть свой хлеб и служить Богу. Такие никогда не поймут истинной нищеты духом!»

Иногда избыток радости от открывшегося ему познания придает его словам неожиданную смелость.

В одной проповеди Экхарт, отвечая на упрек, что он посвящает толпу в слишком высокие тайны, говорит: «Если не учить невежественных людей, то никто не станет ученым. Затем и учат невежественных, чтобы они из незнающих стали знающими. Затем и врач чтобы исцелять больных. Иоанн пишет Евангелие для всех верующих и также для неверующих, и все же он начинает с самого высокого; что может сказать человек о Боге. А если найдется человек, который неверно поймет такое слово, что же может сделать тот, кто верно преподает верное слово? Не были ли слова Иоанна и слова Господа также часто неверно поняты?»

За такие-то неверно понятые слова Экхарт был осужден церковью.

Религиозные движения, охватившие народ, распространялись среди нищенствующих орденов, среди бегардов и бегинок. Главной Проповедью их было «Царствие Божие внутри человека», единосущность Божия, нищенство духом, новое свободное понимание Евангелия, непосредственно из которого люди черпали учение. Разницу этих учений составляло отношение к церкви. Для одних новая мистическая вера не противоречила церкви, и они оставались в лоне ее (друзья Божии), другие вовсе отвергали ее посредство.

Картину религиозного движения того времени дает нам трактат о сестре Катрей, духовной дочери Мейстера Экхарта из Страсбурга, написанный в 1317 году. Он дает нам не только представление об отношении Экхарта к мистическому учению того времени, но освещает духовный путь самого проповедника.

В тот год, когда был написан трактат о сестре Катрей, страссбургский епископ Иоанн фон Оксенштейн начинает преследование еретических бегардов и бегинок. Кающимся прикрепляется к платью деревянный крест. Множество их сгорает на кострах и погибает в воде. Другие бегут в соседние области, но преследования распространяются и там.

Большинство тех, что так погибали, исповедывали положения, которые открыто проповедовал с кафедры Мейстер Экхарт.

Быть может, переход Экхарта в 1320 году во Франкфурт связан именно с этим преследованием.

Экхарт не мог бороться с инквизиционной властью епископа. Тех бегинок и бегардов, которые были причислены к какому-нибудь ордену и за которых Экхарт мог бы заступиться, преследование не касалось. Экхарт продолжал громко и открыто проповедовать то, за что ежедневно казнили людей. «В таком объяснении слов Христа вы можете спокойно ссылаться на меня, – говорит он в одной проповеди, – я отвечаю за это моей жизнью»; в другом месте он говорит: «Пусть душа моя будет тому залогом». Такие слова не были просто красными словами в то время, когда всюду, где распространялось его учение, пылали костры.