Духовно неправильное просветление - [13]

Одним из дел для Кертиса было просмотреть огромный запас неотвеченных писем, и принять одно из трёх решений для каждого письма: удалить, если возможно; сохранить, если необходимо; или показать мне, если совершенно невозможно этого не сделать. Для него это было непросто, поскольку он был абсолютно незнаком с духовными вещами вообще, и с моими взглядами в частности. Однако, он усердно принялся за дело – прочёл мою первую книгу на ноутбуке, задал пару неплохих вопросов и прочувствовал мой стиль работы. Он сохранял непредвзятость, ни с чем не соглашался и ничего не отвергал, но прекрасно понял, что мне нужно, и работал эффективно и быстро. За первую неделю мы попривыкли друг к другу, и наши взаимоотношения начали становиться более непринуждёнными.

Сортируя мою почту, Кертис наткнулся на папку, куда я сохранял письма Джулии ко мне, часто не читая. Я просмотрел несколько дюжин из них, чтобы удостовериться, требуется ли моё участие, но его не требовалось. Там хранились письма больше, чем за год, а иногда она присылала по десятку в день. Я попросил Кертиса посмотреть, что в них, и он пришёл ко мне с толстой кипой распечатанных писем Джулии, спрашивая, что с ними делать.

Джулия была рождена для процесса пробуждения, и она продвигалась так быстро, как, вероятно, никто другой. Я сказал ей, чтобы она указывала в графе темы слово "Беатрис", если хотела, чтобы я прочёл это письмо, либо ответил на него, но она ещё этого не сделала. Порой на протяжении одного абзаца её настроение менялось от лёгкой болтовни до сильного напряжения от страха. Это было хорошим признаком, так как означало, что она не перечитывает и не редактирует. Именно так это и нужно делать – просто продолжать плыть вперёд, не теряя времени на внешний вид. Что было, то было. В данном отрывке она пишет о понимании важности такого беспрерывного движения вперёд:

"Процесс духовного автолизиса оказался трудным для меня по одной глупой причине. Как профессиональный писатель, и как бывший студент, стремящийся стать профессиональным писателем, я всегда полагалась на процесс редактирования и переписывания, добиваясь, чтобы мои слова выглядели так, как я хочу. Я положительно не желаю просто писать слова и двигаться дальше, оставляя их в сырой черновой форме. Теперь я понимаю ценность этого. Я вижу, как это работает. Я знаю, что никто не увидит этих писем, кроме, возможно, вас, Джед (а может, и нет, но я должна писать так, как будто вы будете вчитываться в каждое слово). Мне кажется, что когда я пишу и переписываю, редактирую и снова редактирую, это затрагивает слой мыслей, которые не являются просто словами, и процесс постоянной обработки просто переходит на другой уровень. Но всё же, я не привыкла писать только один раз и оставлять слова неотполированными."

Создание и раскрытие процесса является частью процесса, то есть ты должен сам выстраивать процесс и быть собственным механиком, подгонять его к своим потребностям и предпочтениям, чинить его на лету, и отделываться от всего, что становится ненужным.

"Я знаю сорок или пятьдесят предположительно просветлённых мужчин и женщин. Я брала у них интервью. Я читала их книги. Я слушала их слова, я была не помню на скольких сатсангах. Журналы, для которых я писала, открывали передо мной двери, и я всегда выставляла предметы своих статей в наиболее выгодном свете, поэтому меня всегда принимали с распростёртыми объятиями.

Сейчас, просматривая свои воспоминания, я не могу думать ни об одном из этих возвышенных персонажей иначе, как о приспособленном, минимизированном, гибридизированном, приукрашенном или как-то ещё модифицированном эго. Возвышенные эго. Всё это выглядит жалким и ничтожным теперь, когда я оглядываюсь назад. Глупые людишки излагают собственные толкования безопасных, общепринятых тем о единстве, медитации, сознании, жизни в моменте, любви, служении, высшем сознании и так далее, глядя вниз на обращённые к ним лица, так страстно ищущие не истины, но просто кого-то, на кого можно посмотреть. Слепые ведут слепых. Как дети, честное слово. И это была я.

Вы назвали их "наивысшим уровнем удовлетворённости" – они именно такие. Не пастыри свободы, но хранители иллюзии. Я начинаю понимать, почему это так, и почему это не плохо, но ещё не до конца – я всё ещё злюсь и возмущаюсь. Не нужно было бы, но я злюсь – или, я злюсь, значит, похоже, так должно быть. Я знаю, что они не злые и не совершают никакого преступления, что они всего лишь исполнители, состоящие на службе у Майи, и злюсь не столько на них, сколько на себя, что верила им, что была такой овцой, что освещала их в самом выгодном свете."

Джулия родом из Канады, и у её семьи есть что-то вроде хижины, или дачи – место, где они проводят свои отпуска. Именно там она писала это. У неё было место только для себя, а не для случайного медведя, который будет копаться в её мусоре. Она работала на Macintosh Powerbook, и держу пари, она печатала до ста двадцати слов в минуту, когда принималась за дело. Такое у меня было ощущение, когда я читал её письма – словно её пальцы не успевали за словами.