Духов день - [26]

  Навязывал мне плут - Макарка со Швивой Горки из-под полы товар особого манеру, не для христьянской веры, а потребный холостому кавалеру. Глянул под полу - думал, что помру, полна пола лисьими яйцами нового урожаю. Врал на духу Макарка, что яйца лисьи, толчены, коли их с вином пьют, распаляют похоть человеческую к совокуплению женскому. Десять копеек не трата, да я не польстился, дальше пошел.

  Есть за Пресненскими валами, за Грузинскими долами, переулок не мал не велик, а так себе, впору. Средний Трехгорный, а иные именуют его Заворотным, а иные - Семиветреным. Дворы открытые, склады на изнанке, лавки налицо, все отпертые, веселые лавки.

  Издавна по царской воле селились здесь шуты гороховые и пустошники, мастера празднеств, дети матушки Масленицы-Перетряхи, плясовицы семигрешной, блинницы-анафемы.

  Тут и мастерские масок и разных машкерадных ухищрений, где петушиные перья да стеклярусы на клею выкладывают прихотными узорами на павлиний глаз, иномирные очи прорезывают в харях скарамушьих, готовят лисоватые лицедейства и три погибели не наши.

  Поодаль фокусных дел мастаки-морочилы предлагали свое пропащее волшебство с порога ворохом.

  Игрушки детские, ряженые куколки, побрякушки, хлопушки, летающие птички на ниточке, бегающие мышки, лягушки на гармошке и морские жители и пузыри-визгуны, тещины языки, китайские хвосты...Ай, какие хвосты плели сироты из крашеного мочала - и не хочешь, залюбуешься.

  Всем сиротам Пресня - кормилица. Обучали ничьих детей по празднотворным дворам серебряному, медному и оловянному ремеслу, часовой хитрости, и даже епонскому лаковому делу. Для девочек намечали женские занятия: шить потешную одежку из лоскутов, свистульки лепить и расписывать, цветы вертеть бумажные, цукаты и леденцы варить - все, что празднику потребно.

  В давние годы, когда нежную к нам мать Екатерину на Москве короновали, в пустошной слободе все торжественные колесницы и чудеса для процессий готовили - и вола крылатого из пяти воловьих шкур шили, и человека на нем сидящего - а у человека того - в груди окно прорезано было - чтобы помыслы тайные видеть, а в руках - жезл с малым домиком, что вкруг своей оси поворачивался, знаменуя непостоянство, а в том домике гишпанский карла плясал с фонариком на носу. "Свет несу, а сам не вижу". Весь Парнас с музами и Золотой век снабдили слобожане масками, костюмами, причудами и гирляндами.

  На склоне ближе к излучине реки Пресни стояла опасная мастерская под пожарными древами, под рябинами октябрьскими. Листва осыпалась, а ярые грозди горели ожогами на охальном ветру - будто целовали, ягоды, ягоды в губы горькие падали. Упаси Господь, если кто из работников искру сронит или стружку оставит - всей Пресне гибнуть красной смертью. Привыкли мастеровые - огневары есть на обед холодное, и с вечерней зарей работу шабашить - нельзя в мастерской ни лучины, ни свечи, ни лампады держать.

  В опасных котлах творили горючие смеси немцы да белые литвины, стержни бенгальские макали в застывающее гремучее варево.

  Москва от копеечной свечи сгорела, а от трехгорного зелья весь мир займется и вспыхнет. И пойдет забава по весям и по городам и ночь станет днем. Ах ты, ночь, где твоя дочь?

  Дочь моя на чужом поле огонь-полымя острым серпом жнет, звезды булгарские хвостатые в подол собирает, белые волосы молоньями по плечам текут, и те звезды горят и журавли кричат, так кричат, что души не слышно.

  На склоне стояли склады мастеров фейерверков и иллюминаций, то, что на весь свет дает радость и тьму разгоняет, и новогодний снег шутихами и заревами красит.

  В Государевы дни триумфальные храмины городили, украшенные фейерверочными фигурами. Количества пускаемых ракет, бураков и римских свечей и звездочтецам не вызнать было.

  Большие ракеты рассыпались в воздухе звездочками, страстоцветами, швермерами и серебром огненного дождя.

  Старый фейерверкер - глава всего дела, такие составы знал, что и на воде горели. Умел для увеселения мастерить фугасы фигурные - то киты, то дельфины, то бабы-рыбы, фараонки водоблудницы, или селезни да лебеди, которые быстро вертелись, извергали огненные фонтаны и, наконец, с громким треском разрывались, источаясь над водами последним огнем.

  Хранились на почетном месте выписки из "Огненной книги" Марка Грека. Все понамешано в котле - польская соль, каменное масло, смола, и жженая известь, сказано: возьми одну часть канифоли, одну часть серы, три части сажи с чертовой рожи, шесть частей селитры истолки вместе в пудру и раствори в льняном или лавровом масле ангельского отжима. А напоследок - добавь толику тайного недобра, белой зависти да одно горчичное семечко. С одной искры выйдет горевание вспыльчивое, огненное, ревущее.

  - Продай, мастер, своего состава туесок. Для увеселения сердца.

  Удивился фейерверкер просьбе, и на покупателя взглянул в прищур. Камзол лакейский, с чужого будто плеча. С тела и на лицо - мякота бабья, хоть за щечку ущипни, молоко с кровью. Глаза блудные от невинности. За ушко заправлена рябиновая кисть для баловства - походя сорвал на дворе.

  - Из какого дома будешь? - спросил фейерверкер. - Писаную грамоту от хозяина имеешь?